Почему в России не существует элит?

Большинство серьезных исследователей отмечают сегодня явный рост однородности российского общества при всех криках об "усилении социальной дифференциации", которая происходит в основном в поверхностных слоях и пока не самовоспроизводится. Действительно, с 1988 года прямо-таки бьет в глаза уровень имущественного расслоения, но при ближайшем рассмотрении кучкующихся тусовок "богатых" и "бедных", когда их активная часть пытается "осознать" и "защитить" свои интересы и начинает говорить "от имени класса", потрясает не только уровень самозванчества претендующих на элитарность при собственной явной неэлитности, но одинаковость форм поведения. То же самое экономисты говорят о хозяйственной деятельности: по своим стереотипам Минатомэнерго практически неотличимо от крупных оптовиков, просто одни делают и продают реакторы, а другие пытаются сбывать, к примеру, бананы, скупая для вывоза нечто иное...

Многие видят причину усиления глубинной однородности в социальных процессах, инициированных перестройкой, когда резко усилилась социальная мобильность населения и происходило активное перемешивание и взаимопроникновение различных социальных групп. Мы же склонны придерживаться той точки зрения, что Катастройка и псевдореформы на самом деле лишь выявили в гротескных формах характерную для советского общества сверхвысокую социальную однородность, не создав ничего значимо нового. Когда мощная и жесткая, но искусственная (в том смысле, что не обладавшая механизмом самовоспроизводства ) партийно-государственная иерархия стала рассыпаться, общество со всеобщим средним и массовым высшим образованием продемонстрировало крайне низкие потенции любых форм самоорганизации.

В последние годы просто стало очевидно, что "здесь первые на последних похожи" (И.Кормильцев), что директора предприятий по способу восприятия мира и своим подходам к его освоению мало чем отличаются от бомжей, а секретари обкомов - от младших научных сотрудников, особенно когда в ряде случаев они поменялись социальными ролями. Желающие могут легко убедиться, что сегодняшние директорские сходки, такие, как, например, Федерация товаропроизводителей или съезды РСПП, в мельчайших подробностях напоминают неформальные тусовки первых лет гласности и демократизации. Аппарат президента, коллегии Совмина по отзывам участников ничуть не лучше и не хуже. Все то же самое. Множество громких жалоб при полной неспособности сформулировать суть проблемы; пустые разговоры при отсутствии конкретных решений и механизмов их реализации; зависимость аудитории от лидеров, единственным достоинством которых является отсутствие сдерживающего начала. Столкнувшись с угрозой своему положению, представители советского и "нового" истеблишмента становятся в нестандартной ситуации беспомощными, как дети, и, имея даже значительные ресурсы, пассивно наблюдают, как эти ресурсы исчезают безвозвратно. Иногда спасает чужая глупость или своя истерика в этой "классовой борьбе в песочнице"...

В России сегодня нет политических партий, ибо нет социальных групп, которые были бы способны сформулировать свои интересы как особенные и выработать стратегию их совместного достижения. Нет политики как сферы столкновения этих особенных интересов, а есть лишь прикрытая глупонеорганичными для самих лицедеев идеологемами ("демократ Ельцин", "консерватор Шахрай", "коммунист Зюганов", "русский патриот Жириновский" - разве это изначально не смешно?) бесконечная грызня лидеров, демонстрирующих свои личные пассионарные свойства. Нет закона как свода правил, регламентирующих взаимодействие устойчивых социальных интересов, а есть лишь временные компромиссы, которые заключают друг с другом отдельные лидеры для того только, чтобы их тут же нарушить, ибо нет ничего более неустойчивого, чем баланс сил, не связанных никакими ограничениями личностей и клик.

Почему в СССР не зародились элиты? Номенклатура, претендовавшая на то, чтобы быть элитой советского общества, по образу своего мышления, да и по многим другим характеристикам, никогда не отличалась от остального общества, потому чем дальше, тем больше нуждалась в разнообразных формальных ритуалах, охранявших эту самую важную государственную тайну, которой не было. Сегодня множество энтузиастов увлеклось архивными изысканиями, рассчитывая открыть какие-то романтические секреты коммунистического режима. Бесполезное занятие. Как минимум со времен войны, когда система руководства на свой лад максимально демократизировалась по кадровому составу (а масштабных чисток не было), чем дальше, тем все более широкому кругу населения становилось ясно, что номенклатура не является чем-то особенным, что ее представители нисколько не дальновиднее, не умнее, не информированее. Брежнева сменил Андропов - ничего не изменилось по существу. И как только наступила гласность, сработал эффект голого короля...

Бесполезно сегодня допрашивать высших руководителей КПСС - они действительно ничего не помнят. Исторические решения (как мы их сегодня оцениваем с точки зрения их разрушительных последствий) принимались между делом. Готовились они аппаратом, причем отдельными его частями, так что в целом решение никогда не было предметом предварительного рассмотрения кем-то одним, отвечающим за его выполнение. Ход обсуждения тоже задавался аппаратом, готовившим свои заключения и замечания, опять-таки по отдельным элементам, затрагивавшим ту или иную сферу компетенции. Конечно, у высшего руководителя мог быть свой "пунктик" - та же кукуруза, что вносило определенные коррективы в этот десятилетиями отработанный механизм...

Отгороженность номенклатуры от остального населения, ее видимая особость обеспечивались типом карьеры. При желании любой мог пройти этот путь. Отбор проводился чисто механически. Никаких данных, которые обычно отличают элиту от прочих, для этого не требовалось. Ни образования, ни таланта организатора и выразителя интересов какой-либо социальной группы - в общем никакой элитности, скорее наоборот. Что касается образования, то разветвленная система "второсортного" образования - вечернее, заочное, ВПШ - была составной частью этого типа карьеры. Чтобы перейти в разряд номенклатуры, необходимо было принять твердое решение изменить сложившийся жизненный стереотип, преодолеть определенного рода барьер: очень часто - смириться с временным снижением жизненного уровня; осознать, что накопленный профессиональный опыт теперь не играет никакого значения, быть постоянно готовым сняться с насиженного места. Тут было достаточно лишь определенной живости характера и повышенной приспособляемости. Что "незаменимых у нас нет" - здесь номенклатура говорила про себя чистую правду. А за это чем выше ты поднимался по лестнице, тем "элитарнее" по привилегиям становился.

Попросту говоря, в обществе, где отношения к собственности и тип образования были максимально унифицированы, а скорость перемешивания страт до поры была высокой за счет затянувшейся на три поколения индустриализации с урбанизацией, карьера (помимо статистического фактора везения) определялась в основном социально-психологическими факторами. В этом смысле в постсоветском обществе мало что изменилось по сути, просто старую иерархию разрушили (но ударно лепят новые), а некоторые вектора получили обратный знак: в роли "главного динамизатора" социальной структуры выступает деиндустриализация, "собственность" получена в результате расхищения казенного имущества и пока невоспроизводима, избыточность же образовательного уровня относительно реальных социальных функций населения оказалась настолько велика, что распад нынешней системы образования и науки на "структурах повседневности" скажется очень не скоро.

Карьера опять-таки задается в основном типом социальной психологии индивида-группы: кто очень хотел стать богатым (предпринимателем, политиком, чиновником госаппарата, журналистом, террористом - старый режим много что много кому усложнял или вовсе запрещал) - тот в массе своей стал. Получил ли он от этого удовольствие, а окружающие - пользу, это иной вопрос. Другое дело, что раньше была некая иерархия номенклатурных кланов, деливших ресурсы, которой противостояли группы, претендующие на элитность, элитарность, "контрэлитность", а теперь самозванные "элиты" пытаются выстроить иерархию - и пока абсолютно тщетно, ибо не ясно, кто кому должен первым кланяться, особенно в Москве - все течет...

Но по сути все по-прежнему очень похоже. И при старом, и при новом режиме "переход в номенклатуру" всегда был связан с определенного рода разрывом на жизненном пути. Квалифицированный рабочий шел в мастера, теряя в зарплате, но имея перспективу, получив диплом заочно, стать начальником цеха и так далее. Инженер КБ становился инструктором райкома и вынужден был дни и ночи заниматься самыми разнообразными вещами - ходить по партийным собраниям, организовывать "шефскую помощь селу", дежурить на избирательном участке. Выпускник престижного ВУЗа ехал к себе на родину в глубинку и начинал продвигаться по комсомольской линии.

Номенклатура отличалась от остального общества только тем, что была по другую сторону этого невидимого "карьерного барьера", который многие не решались или просто не хотели перешагнуть. Но те, кто его перешагнули, не становились другими людьми, не становятся и сегодня, просто пока механизмы отбора еще не сформировались. Находящиеся по разные стороны этого барьера, который кто-то поспешил для самоутверждения назвать "баррикадой", люди мало чем отличаются друг от друга. Советское и российское общество было и в обозримом будущем останется принципиально неэлитарным. Поэтому его никто в главном не разрушал как субъект истории в большевистском смысле (хотя некие сторонники "поражения своего правительства" в верхних эшелонах власти на последнем этапе возможно и были) - само рассыпалось, когда удалось нАчать и углУбить, "процесс без субъекта" пошел... Пожалуй, только в годы застоя, когда резко замедлились процессы должностного продвижения (это замедление, а вовсе не что-то иное, и получило название застоя), высокопоставленные чиновники, особенно в среде хозяйственного и научного руководства, начали отождествлять себя с возглавляемыми ими институтами, стали приобретать собственный вес и значение как представители этих институтов. В конце 70-х - начале 80-х годов критика, даже самая острая, даже из уст самого Генсека на Пленуме ЦК КПСС в адрес того или иного министра, как правило, не сопровождалась никакими кадровыми переменами. Если бы этот процесс продолжался и дальше, возможно, что это и привело бы к образованию "аппаратной элиты", когда положение чиновника определялось бы не его собственным служебным вертикальным ростом, а увеличением роли и влияния организации, к которой он принадлежал.

Однако Россия - не Индия с кастами и не Китай, где конфуцианская номенклатура просуществовала 2500 лет. Наш аппарат как наследник довольно динамичного и социокультурно однородного общества в целом не мог смириться с застоем. Он представлялся губительным. Люди, вошедшие в номенклатуру, не имели ни желания, ни необходимых качеств, чтобы трансформироваться в элиту. Настала эпоха великих перемен, порожденных в основном разгулом второго принципа термодинамики, благо градиенты различий ресурсов и их массу старый режим накопил. Гайдар даже попытался поработать демоном Максвелла на сдельщине и ударно отсепарировать богато-активных от пассивно-бедных. Хватало и сшибки честолюбий: одни хотели захватить Мегамашину в целом, другие хоть кусок урвать, третьи - просто войти в историю. В результате все в историю скорее влипли, ибо обещанный Пригожиным Порядок из во многом рукотворного при всей его стихийности Хаоса что-то никак в России не возникает...

Номенклатура против элиты. Первоначально была предпринята попытка ускорения, то есть создания новых производственных структур, опирающихся на новые технологии, параллельно сохранению старых. Такой обходной маневр ранее неоднократно позволял новым поколениям номенклатуры преодолеть карьерные ограничения, возникавшие в бюрократических системах. Однако на этот раз ресурсов оказалось недостаточно. Кроме того, начавшие формироваться в старых структурах профессиональные элиты (быстрая индустриализация давно кончилась) оказались на этот раз достаточно сильны, чтобы воспрепятствовать массовому перераспределению ресурсов в пользу нового поколения номенклатуры. С этого момента зарождающиеся элиты "техноструктур" (лучше этого термина Гэлбрейта пока ничего не придумано) стали главными противниками новой "реформистской" бюрократии.

Новое поколение обратило свои взоры на уже занятые места. Потребовалась перестройка, то есть массовое высвобождение руководителей в старых структурах. Для этого была привлечена энергия извне, новая номенклатура способствовала размыванию границы между номенклатурой и обществом. Расчет был прост: усиление взаимодействия между номенклатурой и обществом приведет к тому, что под влиянием общественного давления новое поколение - более образованное, раскованное, ориентированное на западные стандарты (М.С.Горбачев был, несомненно, ярким представителем этого слоя) - сумеет вытеснить старую номенклатуру с ее постов. Элиты, еще не успев окрепнуть, будут уничтожены без всяких сталинистских штучек в сопротивляющейся части, прочие пойдут служить новым хозяевам.

Во многом замысел удался. На зарождающиеся элиты техноструктур был наклеен ярлык "консерваторов" - ведь элиты были тем прочнее, чем в более отсталом, неподвижном секторе они образовывались. Общественное мнение было ориентировано против элит в России всегда. Барьер, отделявший номенклатуру от общества стал почти незаметен. Новое поколение молодых бюрократов, толкаясь и распихивая друг друга локтями, бросились занимать освободившиеся места. Такова общая картина положения в правящей верхушке России сегодня. Но она не в полной мере отражает сложившуюся ситуацию. Закончился ли процесс перестройки полной ликвидацией элит (или элитообразующих слоев)? Не вырастают ли новые элиты? На эти и иные вопросы мы постараемся в дальнейшем ответить.

Элита и номенклатура. Предварительно, однако, необходимо определить, что мы понимаем под элитой. В сущности, в ходе предшествующего изложения мы уже дали определение, но сейчас сформулируем его еще раз. Элита - это группа лидеров значимых организаций и общественных институтов, положение которых в обществе определяется весомостью возглавляемых ими организаций и институтов, и положение которых внутри этих организаций и институтов определяется их вкладом в рост общественного влияния этих организаций и институтов. Порождается эта ситуация соответствующим механизмом отбора.

В мире проблема элит и их конфликта возникла в условиях индустриализации, когда в формирующемся обществе представительной демократии сложился динамичний баланс форм собственности, устойчивый плюрализм властвующих группировок и желание любой ценой избежать новой революции, оборотной стороной которого была готовность пускать "в элиту" новые силы, если они обещали играть по уже принятым правилам. Впервые этот механизм заработал в Великобритании после парламентской реформы (и особенно после 1848 года), в США - после гражданской войны, в Японии - с революцией Мейдзи (хотя окончательно устоялся только после 1945 года). В 20-е годы само понятие элиты как чего-то относительно самостоятельного от групп интересов формулирует Мангейм, а Ортега задает проблематику "элита-масса", причем сама интеллигенция в обществе "среднего образования" тогда еще не стала массовой. Это произошло в 50-60 годы в "обществе массового потребления". В "информационном обществе" 80-90 годов нет прежней жесткости в иерархии самих элит - хотя их смена и ротация по определенным правилам для ХХ столетия вообще стали нормой. В России понятие элиты так толком и не привилось: в XIX веке интеллигенция была классической идеологической контрэлитой, по уровню фанатизма близкой к основателям новой религии, которая смогла разрушить старую иерархическую систему и жестко стратифицированное общество, но в итоге сама погибла под обломками (сохранились фрагменты профессиональных элит).

По разделяемой нами оценке В.Межуева, новая идеологическая "элита" 80-х из бывшей идеологической обслуги старого режима (на этот раз контрреволюционная и изначально враждебная "плебсу") опять сумела в первом раунде начисто победить растерявшихся, абсолютно беспомощных экономически и политически профессионалов, но так как разрушить "до основанья" не удалось - есть все-таки разница между "грабь награбленное" и "воруй неразворованное" - ее позиции крайне неустойчивы. К России-СССР, впрочем, кроме периодов застоя перед распадом, "предэлитные ситуации" обычно не имеют ровным счетом никакого отношения, а сам термин в массовом сознании малоупотребим.

В норме (а не только в наше время) значение организации или общественного института определяется в нашей стране индивидуальным рейтингом лидера, превращающего в случае удачи институт в инструмент личной карьеры, а никак не наоборот, без чего любые разговоры об элитарности бессмысленны. Примеров такого рода можно привести сколько угодно. Это правительство Гайдара, которое жило на содержании у популярности Президента, это Российский союз промышлеников и предпринимателей, который паразитирует на "загадочной" фигуре Вольского, это Гражданский Союз, который представляет собой не объединение партий, а союз лидеров, сговаривающихся постоянно за спиной своих партий и независимых от них. Таков и "всенародно избранный" - вот уж кто в принципе неэлитарен!

Существуют значительные различия в поведении представителей элиты и людей, просто делающих свою карьеру. Элитные группы гораздо более осторожны - они не могут себе позволить совершить ошибку, ибо тем самым будет нанесен ущерб реализации интересов института, представляемого данным лидером. В результате институт может отказаться от того, чтобы этот конкретный человек представлял его интересы в дальнейшем, что означает практически полный конец карьеры или, по крайней мере, существенное ее замедление. Представитель элиты предпочтет потратить время и деньги, чтобы выявить как можно более полно последствия тех или иных своих действий, будет привлекать специалистов, причем ориентированных на фундаментальное изучение общественных процессов. Карьерист, особенно в ситуации очередной Смуты, не боится или почти не боится допустить ошибку. Его действия не ориентированы на то, чтобы служить каким-то группам, имеющим устойчивые интересы. Его задача - пустить информационную волну, волну вообще, без конкретного адреса. Если при этом и будет допущена ошибка, то беда невелика. Через неделю никто и не вспомнит, что говорил или что делал тот или иной деятель. Будут помнить лишь, что говорил что-то и что-то делал. Надо все время быть на виду, выдвигать новые идеи, пусть и сумасбродные, по любому подвернувшемуся поводу, жить сегодняшним днем. Такой человек не нуждается в советах специалистов - ему необходимы поклонники, которые бы говорили о нем постоянно, даже тогда, когда он сам не может о себе говорить. Таковы нынешние "новые элиты"...

Кажется, сказанного вполне достаточно, чтобы мы могли отличить элитное поведение от карьерного. Добавим лишь еще один штрих. Между элитой и обществом не существует какого-то особого барьера. Чем бы человек не занимался, он попадает в разряд некой профессиональной элиты при наличии минимальных способностей, активности и добросовестности, постепенно переходя с одной ступеньки на другую, демонстрируя свою способность справляться со все более сложными содержательными проблемами. Путь в элиту гладок, хотя часто и долог, и от способностей каждого зависит пройти его до конца. При этом весь пройденный путь имеет значение. Наверное, именно поэтому представители элиты никогда не утрачивают связи с учебными заведениями, из которых они вышли, оказывая им широкую поддержку. Они гордятся тем, что закончили тот или иной университет, в отличии от советской номенклатуры, которая полагает, что университет должен гордиться тем, что в нем учился высокопоставленный бюрократ.

Данное нами определение элиты носит социально-психологический характер. Мы избрали именно такой подход прежде всего потому, что именно с этой точки зрения в сегодняшней ситуации мы можем различить элиты (или предэлиты) и весьма значительный отряд карьеристов номенклатурного типа, претендующих на то, чтобы именоваться элитой. Для дальнейшего анализа нам необходимо более подробно описать такое явление, как элита, указать иные стороны этого понятия.

1. Образование элит характерно для структурированных обществ и представляет собой некоторый итог процесса структуризации общества и осознания различными общественными слоями своих существенных интересов. Если мы рассматриваем современное общество, то структуризация осуществляется преимущественно в форме образования корпораций и социальных институтов. Иные формы структуризации общества, которые, по-видимому, имели место в истории, мы рассматривать не будем, хотя их следы, возможно, и присутствуют в современных структурах.

2. В обыденном сознании элиты часто выделяются по признаку контроля над существенными для данного общества ресурсами. Такой подход верен лишь отчасти. По этому признаку мы будем различать элиту первого порядка, представители которой непосредственно осуществляют контроль над ресурсами, и элиту второго порядка. Элита второго порядка - это лидеры организаций, объединяющих лиц, контролирующих ресурсы, либо выражающих общие интересы этих лиц (и имеющих подчас весьма сложные и неоднозначные связи с реальными держателями ресурсов). Элитарность в норме - продукт конкуренции между элитами, некая мембрана, отделяющая их как друг от друга, так и от "не-элит", в нынешней российской ситуации она не более чем пропагандистский лозунг в "войне всех против всех" за тающие ресурсы. Иногда бывает так, что элита второго порядка существует без образования элиты первого порядка. Самый яркий пример - это профсоюзы. Непосредственные владельцы ресурса "рабочая сила" ни при каких условиях не могут в индивидуальном порядке войти в элиту. Слишком незначительна доля ресурса, которую каждый из них контролирует. Неспособность формирования собственной элиты для любого общественного слоя означает ни что иное, как выключение из общественной жизни, невозможность на равных разговаривать с другими элитами. В данном случае выход видится в создании элитообразующих структур второго порядка, ресурсом которых с некоторой долей условности можно считать способность к ассоциированию непосредственных обладателей ресурсов и нахождение рычагов давления на прочие элиты. Кстати, детонатором порождения элит в Великобритании стал именно чартизм...

Однако практически невозможно себе представить существование элиты первого порядка на зрелой стадии ее формирования без параллельной элиты второго порядка. По сути дела, именно способность создать элиту второго порядка делает элиту первого порядка действительно элитой. Такая способность означает, что интересы соответствующего слоя настолько хорошо осознаны и выявлены, что могут существовать отдельно от конкретных носителей этих интересов, могут быть вынесены за пределы породившего их общественного слоя и стать непосредственно фактором общественной жизни, причем фактором структурообразующим (в зависимости от богатства выявленных интересов элиты первого порядка могут параллельно формироваться несколько элит второго порядка, например, профсоюзы и рабочие партии). Помимо этого образование элиты второго порядка имеет и другое значение для элиты первого порядка. Оно способствует, в частности, ускорению процессов структуризации соответствующего общественного слоя и более четкому выделению элиты как слоя лиц, мнение которых представляется авторитетным для элиты второго порядка. При этом элита второго порядка может структурироваться быстрее элиты первого порядка и служить ориентиром для процессов выделения элит из среды владельцев существенных ресурсов. В современной России этого сделать пока никому не удалось, но перечисленного достаточно, на наш взгляд, чтобы приступить к анализу конкретных элит (или предэлит). В ходе дальнейшего изложения мы попытаемся еще более уточнить понятие элиты и выявить те их свойства, которые вытекают из данного нами определения.

Старые элиты. Остатки старой элиты (вернее, сохранившиеся с доперестроечных времен социальные позиции, способные стать центрами формирования элиты) определить несложно. Именно они являются главной целью яростной атаки со стороны новых карьеристов, захвативших вчера ключевые центры власти и ведущих тотальную психологическую войну с "врагами реформ" в качестве самозванных "новых элит", которых таковыми никто кроме них самих не признает. Неясно, чего тут больше - инстинктивного ощущения угрозы или зависти к относительно прочному (по сравнению с зависящим от малейших колебаний конъюнктуры своим собственным) положению элиты. Скорее всего, последнее. Итак, на кого направлена в первую очередь неприязнь новой псевдономенклатуры?

Это, конечно, руководители промышленных предприятий (не только директора, но и высший административно-управленческий персонал предприятий). Вспомним: заявление министра промышленности А.Титкина о необходимости сокращения промышленного производства не менее, чем в два раза; Указ о банкротстве, поставивший подавляющее большинство руководителей предприятий в зависимость от чиновников Госкомимущества; решение об обвальной приватизации крупных предприятий с продажей их акций за ваучеры (замысел ясен - вовлечь через акционирование в борьбу против элиты общество, как раньше для этой цели пытались использовать выборы директоров - но, как правило, безуспешно, что, кстати, свидетельствует именно об элитном или предэлитном характере этой социальной позиции). Какие особенности положения руководителей промышленных предприятий способствовали тому, что этот слой приобрел свойства элитообразующего? Во-первых, за годы перестройки их контингент практически не менялся. Если к руководству и приходили новые люди, то обычно это были свои, из аппарата управления предприятием. Исключения крайне редки. Это место в последние годы не было столь уж привлекательным, чтобы молодые карьеристы со стороны стремились во что бы то ни стало его занять. Во-вторых, каналы передвижения директоров по вертикали и горизонтали оказались перекрытыми. Аппараты министерств, президента и т.п. сегодня заполняются профессиональными чиновниками старого режима и выходцами из НИИ, преимущественно москвичами. Практически прекратилась практика назначения успешных директоров предприятий руководителями более крупных и престижных. Они оказались, быть может, и против своей воли, прикрепленными к своим предприятиям.

Единственная возможность для основной массы этих людей переместиться в иную сферу - это новый бизнес, в том числе и с привлечением ресурсов возглавляемых предприятий. Однако большинство директоров явно чувствует себя в этой сфере неуверенно и использует такую возможность только в целях получения дополнительного заработка, но не рассматривает ее как перспективу для себя лично. Пожалуй, наиболее приемлемый и практикуемый для руководителей предприятий путь в другие сферы деятельности - это переход в региональные и местные органы власти и управления, но он не носит массового характера.

Таким образом, руководители предприятий и весь административно-управленческий персонал оказались помещены в условия, которые способствуют превращению в промышленную элиту. Их положение стало жестко зависеть от положения возглавляемых ими предприятий, в том числе это касается и участия в новом бизнесе. Следует, однако, констатировать, что директора и вообще руководители предприятий еще не осознали себя как элиту, не способны выработать определенную стратегию своего поведения. Тот факт, что до сегодняшнего дня все мероприятия, направленные на разрушение этого слоя, начиная от попыток устроить массовое банкротство предприятий и кончая планами ваучерной приватизации, не принесли ощутимых результатов, свидетельствует не столько об успешности совместной защиты директорами своих интересов, сколько о нерешительности и нераспорядительности правительственных чиновников.

Слой хозяйственных руководителей пока оказался не в состоянии породить и элиту второго порядка. Явно неэлитный характер носят организации и собрания, в той или иной степени претендующие на выражение интересов директоров: РСПП, Федерация товаропроизводителей, отчасти Гражданский Союз. Справедливости ради следует сказать, что в них втянута лишь незначительная часть собственно директорского корпуса. РСПП, это признавалось и раньше, реально в большей степени отражал интересы чиновничества отраслевых министерств и отраслевых отделов ЦК КПСС, привлекавших живых директоров для массовки, а сегодня они участвуют скорее по старой памяти. В Федерации товаропроизводителей, по наблюдениям очевидцев, директора составляли хоть и значительную, но меньшую часть. Союз "Обновление", первоначально задуманный как партия директоров, не задался именно вследствие их пассивности и в результате был провозглашен как партия профессионалов. Директорский корпус в целом, по-видимому, относится к такого рода мероприятиям безразлично, и ездят на них те, кто и раньше был управленчески завязан на Москву и еще не успел отрешиться от иллюзии, что все осталось по-прежнему.

Итак, можно сформулировать по меньшей мере два условия, определяющих возможность сохранения или появления элит. Первое условие - это узость (неважно, чем она обусловлена) круга лиц, из которого выдвигаются лидеры. Сегодня выполнение этого условия во многом предопределяется малопривлекательностью соответствующей позиции для чистых, бессодержательных карьеристов. Такая ситуация - результат, как ни странно, деятельности антиэлитарно настроенной новой номенклатуры. Вопрос в том, что произойдет быстрее. Либо формирование элиты, способной активно противодействовать в общем-то не очень эффективной стратегии, направленной на ликвидацию этого социального слоя (если в ходе приватизации будут достигнуты цели, которые ставят перед ней ее идеологи, то позиции руководителей предприятий, конечно же, сохранятся, но это будет принципиально иная общественная группа). Либо правительство добьется-таки своих целей, и произойдет необратимая деиндустриализация России.

Второе условие - это наличие ограничений для перехода лидеров в принципиально иные сферы деятельности, их закрепление в жестких рамках. Тому обстоятельству, что и это второе условие выполняется для слоя руководителей предприятий, также во многом способствовала новая номенклатура, которая прежде всего попыталась отсечь его представителей от возможности занять те выгодные места, на которые сама претендовала.

Вторую группу, которая вызывает явную неприязнь со стороны новой номенклатуры, составляют руководители колхозов и совхозов. "Красные бароны" - самое мягкое выражение, употребляемое в их адрес. К сожалению, специального исследования этого слоя не проводилось, он неактивен в публичной сфере, а потому исчерпывающий анализ положения и интересов "красных баронов", как они сами их воспринимают, сегодня провести невозможно. По-видимому, многие из соображений, относящихся к директорам промышленных предприятий, можно распространить и на этот слой.

Третья группа - руководители профсоюзов. Профсоюзы сегодня - это уникальная общественная структура, на которой последствия перестройки отразились в минимальной степени. И вовсе не потому, что они не были предметом пристального внимания со стороны новой номенклатуры. Как раз наоборот. В годы перестройки выдвинудось много новых людей, которые достаточно активно боролись против "застойных" профсоюзных боссов, и им часто удавалось продвинуться на весьма крупные руководящие посты. Почин положили шахтерские регионы, когда на волне забастовок 1989-1991 годов в руководство отраслевого и региональных профсоюзов пришел большой отряд забастовочных лидеров, не связанных ранее с профдвижением. В этом смысле первое из условий, сформулированных нами применительно к директорам предприятий, здесь не действовало. Но, как показал опыт, новые люди (П.Шлегель в Караганде, Г.Михайлец в Кемерово) быстро восприняли традиционные профсоюзные правила игры и начали следовать им, за что и были заклеймлены как "предатели рабочего движения".

Подобное мы можем наблюдать практически повсеместно (еще один пример - избранный в 1991 году председатель тогда еще Ленинградского облсовпрофа Е.Матвеев). Исключения нам неизвестны. Эта закономерность нуждается в объяснении. По-видимому, дело заключается в следующем. Основной, и единственный, ресурс, возможность распоряжения которым определяет общественную значимость профсоюзов - это ассоциирование значительных масс трудящихся. В годы перестройки внешняя сила, удерживавшая ассоциацию и всю надстроенную над ней профсоюзную структуру, - КПСС - сошла со сцены, а потому ассоциация продолжала существовать только за счет ресурсов управленческой структуры профсоюзов. В этих условиях новые люди, пришедшие в руководство профсоюзов, вынуждены были соблюдать осторожность. Любые спонтанные действия профсоюзного лидера, рассчитанные на достижение личной популярности вне профсоюзной структуры, могли привести к развалу ассоциации, а без нее он сам превращался в ничто, если, конечно, ему не была обещана награда какими-то внешними силами за развал профдвижения (но так много наград, сколько нужно для получения искомого эффекта, ни у кого из заинтересованных сторон нет). Те, кто не мог смириться с таким положением, быстро переходили в другие сферы - в политику, в органы государственной власти. Прочие встраивались в элитарную профсоюзную систему.

Устойчивость профсоюзной структуры определяется тем, что внешнее давление никогда не сочеталось с внутренними усилиями, направленными на развал профсоюзов. Сегодня это вынуждены признать даже самые непримиримые враги традиционных профсоюзов. В частности, российский независимый профсоюз горняков отказался от идеи преобразования старых профсоюзов и направил свою активность на выращивание параллельных профсоюзных структур.

Последние несколько лет основной целью деятельности профсоюзных лидеров было сохранение своего основного ресурса - ассоциации. И она была более или менее достигнута. При этом собственно содержательная деятельность профсоюзов находилась на втором плане. Сегодня перед профсоюзами стоит весьма сложная проблема реформирования своей деятельности, ибо в противном случае ресурс, которым они располагают, может быстро растаять. Сама структура сегодняшних профсоюзов, сложившиеся методы работы явно не соответствуют задачам чисто профсоюзной деятельности в условиях рыночной экономики. Не говоря уже о принципиальных трудностях осуществления профсоюзной деятельности в постсоветской России - о них мы подробно уже писали в другом месте [1].

В этих условиях есть два возможных исхода. Первый путь - это переход к содержательной профсоюзной деятельности, опирающейся на тот уникальный ресурс ассоциации, который сегодня имеют профсоюзы, укрепление элитарной структуры в руководстве профсоюзов. Второй путь таит в себе весьма серьезную угрозу профсоюзному движению, ибо сегодня у его лидеров есть большой соблазн воспользоваться напоследок, прежде чем ассоциация начнет рассыпаться, представлением о себе как о выразителях мнения многомиллионных масс членов профсоюзов, чтобы выскочить в политическое пространство. Признаки того, что так может произойти, есть. Вопрос о том, какая из указанных тенденций возобладает, решится в самое ближайшее время. Еще одна важная группа - руководство регионов и деятели местного самоуправления. Лишь в немногих регионах перестройка привела к власти принципиально новых людей. В большинстве же состав руководства остался неизменным - произошла лишь внутренняя перестановка, связанная с переходом из партийных структур в советские и в местные администрации. Кое-кто при этом оказался не у дел, но в целом у власти остались те же люди, что и до перестройки. Межрегиональное передвижение кадров практически прекратилось. Одним словом, здесь налицо те же условия, что и для директорского корпуса.

Федеральные органы исполнительной власти, в которых преимущественно и сосредоточена новая номенклатура, особенно стремились воспрепятствовать формированию региональных элит. Было принято решение о прямом назначении из Москвы глав администраций и представителей Президента, проведена весьма серьезная пропагандистская кампания по дискредитации местных представительных органов власти. На первом этапе все эти шаги достигли некоторого успеха, но ненадолго. Сегодня подавляющее большинство глав администраций понимает, что их положение гораздо более зависит от их "рейтинга" на местах, нежели от того, в каких отношениях они находятся с Президентом и его окружением. Многие сумели укрепиться в своих регионах, договориться с основными политическими силами и не рассматривают уже переход в органы власти республики как хорошую для себя перспективу. Они предпочитают добиваться больших прав в осуществлении самостоятельной региональной политики и с ней связывают свою будущность.

По-видимому, процесс элитообразования наиболее быстро идет именно в среде руководителей регионов, причем это касается как исполнительных, так и представительных органов, поскольку на региональном уровне, за редким исключением, острое противостояние двух ветвей власти было непродолжительным и сменилось сегодня нормальным взаимодействием. Они достаточно четко представляют, чего хотят, и добились на сегодняшний день наибольших политических успехов, закрепив свои права в Федеративном договоре и на его основе расширяя свои полномочия.

Региональные органы власти, по-видимому, становятся центрами притяжения для других формирующихся элит, в частности, для руководителей предприятий (чем, вероятно, и объясняется пассивность директоров на общероссийском уровне). Вообще, учитывая уже упомянутую практику перехода руководителей предприятий в органы власти и управления регионов, можно предположить, что сегодня формируется прочный союз региональной управленческой элиты и руководителей промышленности на соответствующих территориях. Межрегиональные связи директоров оказываются гораздо менее тесными, нежели их связи с региональными политическими элитами. Такая ситуация во многом способствует усилению тенденций регионализации в России.

Если и лидеры профсоюзов пойдут по второму пути - по пути использования ресурсов в целях делания политической карьеры, то это, скорее всего, приведет к тому, что региональные профсоюзные структуры переориентируются полностью на союз с региональными элитами. В этом случае распад России представляется почти неизбежным.

Новая номенклатура, всячески препятствуя формированию общенациональных элит, связанных с руководителями предприятий, и разрушая общенациональные элиты, связанные с трудящимися, вполне обоснованно опасаясь их конкуренции на общероссийской политической арене, вольно или невольно способствует дезинтеграции России.

Следует упомянуть еще две позиции, способные порождать элиты. Во-первых, это армия. Она в современном мире устроена таким образом, что формирование элиты в ней является делом неизбежным. В СССР армия существовала как относительно замкнутая система, не подвергавшаяся серьезным перетряскам с послевоенных времен. Армейская элита была, по-видимому, одной из наиболее устоявшихся, что, вероятно, и предопределило такое усиление структур ВПК в экономике (конечно же, руководство КПСС в послехрущевскую эпоху ни с кем воевать не хотело и о захвате мирового господства с помощью армии и не мечтало). Были предприняты усилия, направленные на слом армейской элиты, благо внутри нее сформировалось острое противоречие между старыми кадрами, продолжавшими жить опытом второй мировой войны, и новыми, прошедшими войну в Афганистане: массовая замена высших командных кадров после миссии Руста (но, как выяснилось, такое средство, хорошо работающее в неэлитных структурах, явно недостаточно для разрушения устоявшейся элиты); образование национальных армий (но при этом армейская элита воспроизвелась практически в неизменном виде в каждой стране). Однако полученный в ходе этих и иных попыток опыт показал, что развала армейских элит можно добиться только через втягивание армии в политику, чего сегодня не хотят ни старые протоэлиты, ни новая номенклатура. Так что армейская элита может быть относительно спокойна - если, конечно, с голоду не помрет - поскольку все те, кто желал бы осуществить радикальную армейскую реформу (читай: уничтожить армейскую элиту), оказались вытеснены на периферию политической жизни. Аналогичные соображения, с некоторыми лишь непринципиальными изменениями, почти полностью приложимы и к органам безопасности, и к органам внутренних дел. Но, судя по "наездам" "реформаторов" на их вчерашних ставленников Ерина, Грачева и К , "элита" самозванцев, выросших из Смуты, надежд не теряет...

Выводы довольно просты: всерьез обсуждать тему "новых политических и экономических элит России" (понимая под ними администрацию президента, так называемых "предпринимателей" и т.п.) могут либо прямые наемники "новых русских" из Министерства Демократической Правды, либо специалисты по напяливанию фрака западных категориальных моделей на нашего доморощенного медведя (в период "застоя" у нас развелась куча совковых "структуралистов", монетаристов и прочих фокусников разной степени талантливости). Данные группировки люмпенкарьеристов не только не элитны - они принципиально антиэлитарны в любом нормальном мировом смысле. Вопрос возможного формирования неких российских элит упирается в их устранение с захваченного места, которое не вызвало бы общенациональной катастрофы.

О.В.Григорьев, М.В.Малютин

[1] Григорьев О., Лепехин В., Малютин М. Партия труда в современной России. Необходимость и возможность. М., 1991.

Если вас заинтересовала данная страница, возможно, вам будут интересны сайты по следующим ссылкам: