Первое полугодие 1999 г. ознаменовалось завершением “стабилизационного” периода в российской политике, ставшего необходимым после прошлогодней попытки радикальных реформаторов форсировать либеральные социально-экономические преобразования и финансового коллапса 17 августа. Правительство Е.Примакова стремилось стабилизировать ситуацию и заложить основы для постепенного перехода к иному типу политического развития. По ряду параметров правление кабинета Е.Примакова напоминало предшествующий “стабилизационный” этап, связанный с деятельностью правительства В.Черномырдина (осень 1997 — март 1998 г.). Появление обоих кабинетов на политической сцене в одинаковой степени было обусловлено провалами предыдущих правительств, имевших ярко выраженную радикал-реформаторскую окраску и нацеленных на изменение не только социально-экономических реалий, но и сложившегося баланса политических сил и основных экономических интересов. “Стабилизационные” кабинеты были вынуждены искать точки опоры в различных институтах власти, продвигаться в направлении создания таких механизмов принятия решений, которые могли бы более адекватно учитывать широкий спектр элитных и общественных интересов. Фактически это открывало дорогу к постепенной трансформации нынешней политической системы “суперпрезидентской” республики в президентско-парламентскую, позволяющую более эффективно реагировать на новые общественные вызовы. Начавшееся перераспределение властных полномочий от Президента к правительству, пользовавшемуся поддержкой парламента, в обоих случаях стало одной из главных причин отставки кабинета.

Однако по ряду характеристик “стабилизационное” правительство Е.Примакова кардинально отличалось от кабинета В.Черномырдина. Оно пыталось укрепить роль государства как системы, агрегирующей общенациональные интересы, и, воспользовавшись экономическим ослаблением финансово-олигархических групп, отделить крупный бизнес от государства. На этом пути оно столкнулось с ожесточенным сопротивлением олигархических групп, которые, используя свои каналы влияния на президентскую власть, в том числе и через экономические интересы ближайшего окружения главы государства, сумели внушить Президенту Б.Ельцину, что Е.Примаков, опиравшийся на поддержку левого большинства Государственной Думы, намерен свернуть экономические реформы, что фактически создает возможности для возвращения коммунистов к власти.

Если следовать описанной выше логике, то после майской отставки правительства Е.Примакова ему на смену должен был прийти очередной “реформаторский” кабинет. Но, несмотря на то что назначение нового премьера С.Степашина и было официально мотивировано необходимостью ускорить экономические реформы, на практике страна оказалась перед перспективой вступления в принципиально иную фазу своего политического развития. Это предположение обусловливается, на наш взгляд, следующими обстоятельствами.

Во-первых, в момент смены кабинета в России фактически уже начался электоральный марафон. Возможности проведения непопулярных реформ, тем более — на фоне доминирования в массовом сознании протестных настроений, резко сузились. Поэтому правительство С.Степашина вынуждено по многим направлениям продолжать “стабилизаторский” курс прежнего кабинета и осуществлять реформы только в той степени, в которой они возможны и не ведут к обострению социально-политической ситуации. Данная позиция была публично обоснована в большом интервью А.Чубайса, появившемся в июне во влиятельной либеральной газете “Коммерсантъ”. “Младореформатор” дал ясно понять, что, по его мнению, ситуация в стране не располагает к резким движениям и что предпочтительнее было бы направить усилия на сохранение статус-кво. А.Чубайс не советует до президентских выборов 2000 г. сильно раскачивать лодку и спешить с “радикальными шагами”, с атакой “на мощные политические силы, на влиятельные финансовые и властные институты в обществе, с перераспределением власти и с неизбежным ухудшением положения каких-то финансовых, коммерческих, промышленных групп, групп населения или секторов экономики”, то есть с возникновением новых опасных конфликтов.

Во-вторых, вопреки широко распространенному мнению о том, что кабинет Е.Примакова затормозил проведение реформ, в действительности он добился бóльших успехов в осуществлении политики финансовой стабилизации, чем его реформаторские предшественники. Этот факт был признан даже многими влиятельными политиками и экономистами радикал-либерального толка (Е.Гайдар, А.Илларионов и т.п.).

В-третьих, реализация установок Президента на продолжение реформ объективно ограничивается устремлениями ближайшего окружения Б.Ельцина на дальнейшую монополизацию политической власти и контроля над ведущими компаниями и финансовыми потоками. Таким образом, речь идет не о достижении стратегической цели отечественных либералов — создании “народного капитализма” — и даже не о возвращении к “первой олигархической республике”, а о переходе к олигополии.

Перечисленные обстоятельства, а также продолжающаяся борьба между политико-финансовыми группами за сферы влияния позволяют усомниться в сохранении прежней цикличности российского политического процесса. По-видимому, новая фаза будет отличаться усилением неопределенности и ростом вариативности.

Напряженность вокруг правительства Е.Примакова стала заметно нарастать уже в начале 1999 г. Во многом это было обусловлено тем, что премьер активизировал действия, направленные на дальнейшее усиление позиций кабинета в экономической и политической жизни, ужесточение контроля над ключевыми ресурсами страны. Объективно эта линия отвечала интересам укрепления государства и нормализации общественной жизни.

Правительство упрочило контроль над экспортно-импортными операциями, над вывозом капитала из России, что ощутимо сократило возможности привлечения в страну “коротких денег” в интересах различных финансово-политических группировок. Заметным было стремление кабинета усилить влияние государства в ведущем секторе экономики — топливно-энергетическом. В частности, было принято принципиальное решение о создании новой нефтяной компании, в которой 75% акций будет принадлежать государству, на базе слияния “ОНАКО”, “Славнефти” и “Роснефти”.

Премьер продолжил расстановку “своих людей” на руководящие должности в государственных структурах, включая ВГТРК и ИТАР-ТАСС. В январе важные кадровые и институциональные изменения были осуществлены в ряде экономических ведомств (перемены в руководстве Мингосимущества, Федеральной миграционной службы, Пенсионного фонда, в Федеральной службе по делам о несостоятельности, формирование коллегии представителей государства в “Росстрахе”). Правительство фактически перестало считаться с интересами олигархических групп.

Е.Примаков, понимая опасность усиления сопротивления, продолжил линию на нейтрализацию возможных политических оппонентов. Так, в феврале было дано принципиальное согласие на назначение В.Черномырдина в коллегию государственных представителей в “Газпроме”, что, вероятно, было вызвано желанием Е.Примакова вновь интегрировать своего предшественника во властные структуры и тем самым лишить его возможности открыто оппонировать правительству. Перед А.Чубайсом премьер сформулировал жесткое требование сосредоточиться на делах руководимой им компании и не вмешиваться в политику. В феврале правительство Е.Примакова открыто поддержало А.Лебедя в его конфликте с местной “олигархией”, возглавляемой А.Быковым. В Красноярский край была направлена специальная комиссия МВД, а краевой администрации оказана финансовая помощь. Преследовалась двоякая цель — укрепить позиции государства и превратить А.Лебедя в зависимого от Центра губернатора, обязанного Москве и лишенного возможности вести собственную политическую игру.

Активизация кабинета Е.Примакова по всем линиям вызвала сопротивление тех сил, которые были не заинтересованы в укреплении государственного порядка, в переходе к политике, отвечающей общенациональным, а не клановым или корпоративным интересам. Сигналом к контрнаступлению стало усиление давления на Россию со стороны влиятельных западных политических и финансовых кругов, стремившихся заставить нашу страну вернуться на тот социально-экономический курс, который ранее настойчиво проводился радикальными реформаторами. Так, администрация США объявила о введении санкций против трех российских ВУЗов, обвиненных в подготовке специалистов для ядерных программ Ирана. Одновременно Б.Клинтон в письме к Б.Ельцину высказался в пользу пересмотра заключенного еще в 1972 г. договора по ПРО. Американская администрация выразила также открытое недовольство позицией России по Ираку и Косово. Новая позиция США в отношении РФ нашла наиболее полное выражение в ежегодном послании президента Конгрессу, где фактически был провозглашен переход от стратегии поддержки демократических реформ в России к оценке нашей страны как потенциального противника (“международного супермаркета оружия”, как уточнила М.Олбрайт). Недаром приоритетом во взаимоотношениях с Россией в послании Б.Клинтона объявлялось оказание РФ помощи для сокращения ее ядерного потенциала.

Ужесточение политического давления было дополнено и экономическим прессингом. Заметные трудности возникли на переговорах с МВФ. На Гарвардском симпозиуме по инвестициям заместитель директора-распорядителя МВФ С.Фишер резко негативно охарактеризовал проект бюджета-99, подготовленный российским правительством, отчетливо дав понять, что для оказания помощи РФ нет никаких оснований.

Тактика политического давления и экономического шантажа преследовала цель убедить Россию не только отказаться от проведения активной и самостоятельной внешней политики, но заставить ее продолжить губительный социально-экономический курс на разрушение производственного и высокотехнологичного секторов экономики, а также социальной инфраструктуры (требования МВФ повысить акцизы на экспортируемые Россией нефть и газ, увеличить налоги).

В России эта позиция Запада получила полную поддержку со стороны радикально-реформаторских кругов, финансово-олигархических групп и контролируемых ими СМИ, в первую очередь общенациональных каналов телевидения — ОРТ, РТВ и НТВ. В информационном пространстве резко активизировались политики и эксперты радикал-либерального толка, предрекая неизбежный крах правительственной политики и возврат к практике “шоковых” реформ. В передачах ТВ настойчиво проводилась мысль о том, что, так или иначе, России придется выбирать между стремлением кабинета Е.Примакова осуществлять независимый внешне- и внутриполитический курс и возможностью получения международной финансовой помощи, без которой страна “не имеет шансов на достойное существование”. При этом в массовое сознание внедрялся миф о том, что главным виновником снижения уровня жизни является левоцентристское крыло правительства, не способное осуществлять эффективную социально-экономическую политику и не пользующееся доверием западных кредиторов.

В феврале обострение отношений между премьером и олигархическими группами, поддержанными радикал-реформаторскими политическими силами и частью ближайшего окружения Президента, вылилось в открытый конфликт главы правительства с исполнительным секретарем СНГ Б.Березовским, близким к семье Б.Ельцина. Конфликт не носил личностного характера. Он олицетворял противоборство двух линий в российской политике — на укрепление государственного и политического порядка и на сохранение существующей системы, позволяющей небольшому числу привилегированных групп бесконтрольно распоряжаться общенациональными ресурсами. Формальным поводом к конфликту стало выступление 30 января в контролируемой Б.Березовским телепрограмме “Время” ее ведущего — С.Доренко, — огульно обвинившего Е.Примакова (в связи с попыткой политического миротворчества, предпринятой последним) в фактическом перетягивании на себя президентских полномочий и чуть ли не в стремлении отстранить Президента от должности.

Провокации Б.Березовского явились прологом к резкой контратаке со стороны государства, которая стала осевой линией политического процесса в последующие месяцы. Ответные меры Е.Примакова — обыски и выемки документов в офисах компании “Сибнефть”, охранно-сыскного агентства “Атолл” (по подозрению в слежке за президентской семьей по заказу Б.Березовского), рекламно-издательской группы NFQ, издающей журнал “Аэрофлот”, освобождение от должности двух ведущих менеджеров “Аэрофлота”, являвшихся ставленниками Б.Березовского, — поставили исполнительного секретаря СНГ в затруднительное положение. Возникла реальная перспектива ухода Б.Березовского с политической сцены и кардинального изменения основополагающих политических балансов.

В этом не был заинтересован Президент Б.Ельцин, а также та часть его ближайшего окружения, для которой вероятные разоблачения деятельности Б.Березовского могли быть смертельно опасными (в этой связи в газетах появились догадки о расколе в президентской семье). Для главы государства поражение Б.Березовского означало бы резкое усиление премьера и, как следствие, значительное сокращение пространства для собственных политических маневров. Поэтому Б.Ельцин решил сохранить систему сдержек и противовесов по линии Е.Примаков — Б.Березовский, рассматривая ее, очевидно, в качестве источника новых конфликтов в обозримой перспективе. По данным из различных источников, Президентом в феврале была даже организована “примирительная” встреча премьера и исполнительного секретаря СНГ. После нее Б.Березовский, стремясь обозначить исчерпанность конфликта, заявил в одном из интервью о конструктивном взаимодействии с премьером по линии СНГ. Но, несмотря на все это, настоящего примирения не получилось, ибо причины возникшей напряженности имели глубокий, фундаментальный характер. В то же время Президент, не имевший еще достаточных политических ресурсов для возвращения себе лидирующих позиций в российской политике, был не заинтересован в резком ослаблении Е.Примакова.

Позиции кабинета как фактора, стабилизирующего российскую политическую систему, ослабевали и в связи с тем, что он стал испытывать и прессинг слева, со стороны большинства Государственной Думы. Почувствовав опасность утраты влияния на Белый дом, лидеры КПРФ дали понять, что их поддержка правительства может носить лишь условный характер и осуществляться до тех пор, пока кабинет проводит независимую политику и не подчиняется диктату МВФ и радикально-демократического крыла истеблишмента. Подобная позиция существенно ограничивала возможности маневрирования премьера. Особенно это сказалось в ходе принятия Думой государственного бюджета. Правительство было вынуждено согласиться на увеличение расходов на социальные нужды и на поддержку промышленности, не подкрепленное соответствующими источниками доходов.

Оказавшись под перекрестным огнем противоборствующих политических сил и обладая весьма ограниченными конституционно-правовыми ресурсами для маневрирования, Е.Примаков попытался перехватить политическую инициативу, выдвинув в январе пакет законодательных предложений о сохранении политического статус-квo на период до президентских выборов. Их реализация позволила бы сделать Е.Примакова “несменяемым” премьером на это время с расширенными полномочиями, что превратило бы его в наиболее реального претендента на президентское кресло. Фактически, воспользовавшись временным отсутствием Президента из-за очередной болезни, премьер попытался юридически закрепить уже завоеванные позиции и одновременно обезопасить себя от возможных угроз (вероятности нового социально-экономического кризиса и отставки кабинета).

Однако инициатива Е.Примакова встретила резкое неприятие со стороны основных политических сил страны. Околопрезидентские круги, олигархические группы и радикально-демократическое крыло истеблишмента увидели в ней опасность превращения правительства в главный и практически несменяемый центр принятия решений. Левые, по выражению В.Купцова, расценили демарш премьера как попытку “ограничить конкуренцию” накануне парламентских выборов. Иными словами, они узрели в этой инициативе перспективу неких ограничений в борьбе за расширение своего влияния на избирателей и на властные институты. В результате предложения Е.Примакова возымели обратный эффект. Вместо пакта о согласии, принятие которого сначала тормозилось всевозможными поправками и дополнениями, а затем и вовсе было заблокировано в Думе, произошло дальнейшее обострение противоречий внутри истеблишмента, значительно ослабившее политическую стабильность. Возможно, это была одна из главных ошибок Е.Примакова, в результате которой база его поддержки в политическом классе стала постепенно сужаться.

Кроме того, в начале года премьер сделал ряд неоднозначных шагов в региональной политике. Он выступил с серией инициатив, содержавших предложения отказаться от прямой выборности губернаторов, провести административную реформу в целях укрупнения субъектов Федерации, пересмотреть договор о разграничении полномочий между федеральным Центром и Татарией. Не подкрепленные ни политическими, ни иными ресурсами, эти предложения лишь способствовали охлаждению отношений между кабинетом и региональными лидерами. В этом контексте особо важную роль имело ухудшение взаимоотношений между премьером и Ю.Лужковым, которое особо проявилось в ходе обсуждения пакта о согласии и в процессе утверждения Советом Федерации “большого договора” с Украиной, когда мэр Москвы резко выступил против линии правительства на ратификацию этого документа.

В начале весны борьба за влияние на правительство стала перерастать в фазу острой конфронтации между сторонниками Президента и разношерстной коалицией его оппонентов, что сопровождалось консолидацией обоих политических лагерей. Возможности для политического маневрирования и, как следствие, способность выступать в роли центра балансирования между различными группами интересов у премьера Е.Примакова и его кабинета резко сузились.

Первым импульсом к обострению ситуации стало выдвинутое Г.Явлинским и быстро подхваченное ведущими СМИ обвинение представителей левоцентристского крыла правительства в коррупции, которое преследовало цель заставить Е.Примакова отправить в отставку первого вице-премьера Ю.Маслюкова и вице-премьера Г.Кулика и заменить их выдвиженцами либерального крыла истеблишмента. В прессе эти обвинения тесно увязывались с уже звучавшими ранее утверждениями о том, что по вине “министров-коммунистов” Россия не сможет достичь договоренности с МВФ о предоставлении финансовой помощи, в результате чего страну ожидает новый мощнейший социально-экономический кризис. Неожиданно с критикой социально-экономической политики правительства впервые открыто выступил мэр Москвы Ю.Лужков, обвинивший кабинет в невнимании к делам реального сектора экономики, что еще более затруднило положение премьера. Согласиться на замену Ю.Маслюкова и Г.Кулика на министров-реформаторов Е.Примаков не мог. В противном случае разрыв с Государственной Думой правительству был обеспечен, что резко сократило бы влияние Е.Примакова как консенсусного лидера. Более того, руководство возглавляемого коммунистами НПСР предупредило, что в случае отставки левоцентристских вице-премьеров левое большинство нижней палаты откажет правительству в поддержке и будет готово пойти на досрочные парламентские выборы. Одновременно думская комиссия по импичменту, во многом под влиянием коммунистов, форсировала свою работу и завершила подготовку обвинений против Б.Ельцина.

Е.Примаков также попытался адекватно отреагировать на обострение ситуации. По его инициативе и при поддержке руководителя президентской администрации Н.Бордюжи была инициирована отставка главного вдохновителя антиправительственной кампании — Б.Березовского — с поста исполнительного секретаря СНГ. В то же время, реагируя на критику справа, премьер произвел некоторые изменения в распределении обязанностей между членами кабинета. На переговорах с МВФ на первые роли был выдвинут министр финансов М.Задорнов, к переговорному процессу подключился В.Черномырдин — фигуры, пользующиеся авторитетом на Западе.

Новый виток борьбы в российских верхах начался 17 марта, когда Совет Федерации отказался утвердить отставку Ю.Скуратова. Как выяснилось позднее, причиной, побудившей генерального прокурора подать заявление об отставке, стал оказанный на него нажим со стороны президентской администрации, опасавшейся, что выявленные Генпрокуратурой факты участия высших кремлевских чинов, включая и ближайшее окружение главы государства, в сомнительных контактах с фирмой “Мабетекс” могут получить дальнейший ход. Поначалу заявление об отставке было мотивировано состоянием здоровья Ю.Скуратова. Однако после того как генпрокурор провел серию консультаций с ведущими политиками — Е.Строевым, Ю.Лужковым, Г.Зюгановым и, возможно, с Е.Примаковым, — его позиция изменилась: он отказался уходить в отставку. Продемонстрированный сенаторам накануне заседания верхней палаты компромат на генерального прокурора лишь укрепил их в необходимости поддержать генерального прокурора.

Инцидент с несостоявшейся отставкой Ю.Скуратова вышел за рамки частного конфликта. Он зафиксировал недовольство большей части политического истеблишмента теми методами, которыми Президент и его команда руководят страной, не считаясь ни с устоявшимися нормами, ни с интересами элит. Фактически этот скандал дал импульс формированию широкой коалиции сил, выступавших за изменение существующего механизма принятия решений. Одновременно он нанес мощный удар по репутации Б.Ельцина, поскольку в скандал оказались втянутыми лица из его ближайшего окружения.

Однако на практике подобная коалиция так и не состоялась. Главная причина заключалась в том, что ее потенциальные участники преследовали различные цели. Так, КПРФ не только намеревалась использовать благоприятный момент для обеспечения успеха процедуры импичмента, но и, раздувая скандал о коррупции в президентском окружении, пролоббировать идею созыва Конституционного собрания, которое заменит нынешнюю суперпрезидентскую систему власти в России моделью парламентской республики, где глава государства обладает ограниченными полномочиями и избирается парламентом. Но такой сценарий ни в коем случае не устраивал большинство истеблишмента, не заинтересованное ни в досрочной отставке Б.Ельцина, ни в столь кардинальной смене формы правления. Для премьера отставка Президента означала бы утрату привычной роли “буфера” между Президентом и парламентом, превращение в фигуру, полностью зависимую от левых. Для сенаторов досрочный уход Б.Ельцина мог обернуться утратой привычной политической стабильности, что явно не входило в планы региональных лидеров.

Эту разновекторность интересов чутко уловила президентская команда, которая стала действовать по двум направлениям: с одной стороны, глава государства попытался расколоть начавшую формироваться коалицию ведущих политиков, а с другой — Кремль усилил давление на Ю.Скуратова с целью убедить его немедленно подать в отставку.

В рамках этой тактики президентская команда начала активно “наводить мосты” с Ю.Лужковым, с влиятельными губернаторами (по неофициальной информации, в апреле Ю.Лужкову был даже предложен пост премьера). Одновременно усилилось информационно-пропагандистское давление на КПРФ, проходившее на основе объявленной еще в феврале кампании борьбы с политическим экстремизмом (тогда Минюст начал официальную проверку партии на предмет соответствия ее программных документов и деятельности основным положениям Конституции). В прессе вновь стали фигурировать слухи о возможности запрета КПРФ. Публичной критике со стороны президентских структур подвергся и премьер Е.Примаков за то, что не смог приостановить развитие скандала вокруг Ю.Скуратова и убедить левых отказаться от возбуждения процедуры импичмента.

После безуспешных уговоров Ю.Скуратова подать в отставку заместитель прокурора Москвы В.Росинский под давлением Кремля возбудил уголовное дело против генерального прокурора по обвинению в превышении служебных полномочий и коррупции. В результате конфликт вокруг Ю.Скуратова перешел в затяжную фазу. В дальнейшем решение В.Росинского было отменено, и уголовное дело против Ю.Скуратова возбудила Главная военная прокуратура. Однако, несмотря на это, 21 апреля Совет Федерации вновь высказался против отставки. Оппоненты Президента в Генпрокуратуре, прежде всего заместитель генпрокурора М.Катышев, нанесли ответный удар, возбудив уголовные дела против Б.Березовского и А.Смоленского.

Важнейшим следствием скандала с несостоявшейся отставкой Ю.Скуратова стал “переход на другую работу” руководителя президентской администрации и секретаря Совета безопасности Н.Бордюжи, отказавшегося поддерживать конфронтационную тактику. Его заменил близкий к семье Президента заместитель главы администрации А.Волошин. Данное событие стало знаковым, поскольку с этого момента началась активная консолидация радикально-демократических политических сил, ведущих финансово-политических группировок олигархии вокруг Президента с целью смещения кабинета Е.Примакова. Бывшие противники — А.Чубайс, Б.Березовский, В.Гусинский — вновь оказались в одной команде. Одновременно, реагируя на возникшие проблемы в правоохранительных ведомствах в связи со скандалом вокруг Ю.Скуратова, Президент провел серьезные кадровые изменения в руководстве МВД и ФСБ, где ключевые позиции заняли генералы, близкие к ориентированным на Б.Ельцина С.Степашину и новому секретарю СБ В.Путину. Таким образом, перед решающими баталиями президентская сторона укрепила свои позиции и внушительной “силовой” составляющей.

Остроту конфликта не смогла смягчить даже консолидированная негативная реакция истеблишмента на начавшуюся 23 марта агрессию НАТО против Югославии. Осуждая действия Альянса, различные политические силы России попытались использовать сложившуюся ситуацию прежде всего в своих групповых интересах и в целях ослабления политических противников. Так, либеральное крыло истеблишмента стало обвинять Е.Примакова в излишней жесткости, которая может привести к окончательному разрыву финансовых и политических отношений с Западом. Спустя некоторое время с этой позицией фактически солидаризировался и Президент Б.Ельцин, назначив в противовес премьеру и министру иностранных дел своего спецпредставителя по балканскому урегулированию В.Черномырдина, известного склонностью к уступкам и компромиссам. Тем самым Б.Ельцин давал понять правящим кругам Запада, что готов отойти от жесткой линии в обмен на поддержку его действий в сфере внутриполитической борьбы с КПРФ и другими оппозиционными силами. Компартия же, напротив, попыталась использовать нарастание протестных антизападных настроений в обществе для подкрепления своих аргументов за отстранение Б.Ельцина от власти как одного из виновников югославской трагедии.

Активизация Президента привела к “размягчению” протокоалиции, выступившей против него в марте. В этих условиях шансы левого большинства Госдумы собрать 15 апреля необходимые 300 голосов для возбуждения процедуры импичмента оказывались призрачными. Кроме того, становилось ясным, что даже если нижней палате удастся набрать необходимое количество голосов, она окажется в политической изоляции, что будет означать ее проигрыш в стратегическом плане. Судя по всему, руководство КПРФ и ее союзников, делало основной акцент как раз на этой, политической стороне истории с импичментом, прекрасно сознавая, что юридически эта процедура закончится тупиком уже на стадии Верховного Суда. Это усилило бы риск неконституционных действий со стороны любого из активных участников конфликта, что само по себе чревато непредсказуемыми последствиями. Поэтому главным для левых становилось “цементирование” антипрезидентской коалиции, формирование через скандал с генпрокурором такого морально-политического климата в стране, при котором сохранение Б.Ельцина на его посту станет неприемлемым для большей части истеблишмента. Оказавшись в изоляции, коммунисты вынуждены были лавировать, инициируя перенос рассмотрения проблемы импичмента на более поздний срок и одновременно будируя процедурные вопросы в Думе. Они явно стремились перевести проблему импичмента в разряд пропагандистских с целью мобилизации своего электората, в то же время, с помощью дискуссий о процедуре голосования по импичменту, пытаясь дискредитировать другие фракции в Думе как пособников “антинародного режима”. В результате сложных компромиссов КПРФ удалось перенести рассмотрение этой проблемы на середину мая и договориться по процедуре голосования.

Одновременно Кремль усилил давление на Е.Примакова с целью заставить его активно повлиять на позицию Думы, чтобы та отказалась от импичмента. На возможность отставки Е.Примакова в обозримой перспективе намекнул и Б.Ельцин. И хотя эта угроза тут же была отпарирована премьером, отметившим в телеобращении 10 апреля, что он за кресло не держится, все же Е.Примакову пришлось публично в том же телеобращении высказаться в пользу отстранения Ю.Скуратова и предложить парламентариям отказаться от импичмента.

К концу апреля в конфронтацию с Кремлем вновь вступил Ю.Лужков. Он воспользовался заинтересованностью в дружбе с ним президентской команды, но только для того, чтобы укрепить собственные позиции в качестве самостоятельного политика. Мэр резко усилил критику Государственной Думы (что не могло не понравиться Б.Ельцину), в том числе и за затею с импичментом, но одновременно высказался против ее досрочного роспуска. Ю.Лужков открыто высказался за сохранение кабинета Е.Примакова и против отставки Ю.Скуратова, предупредив президентские структуры о недопустимости антиконституционных действий.

Тактика Ю.Лужкова на данном этапе была ориентирована на перехват у Кремля и у теряющего позиции премьера внутриэлитного лидерства. Эта цель стала особенно заметной после того, как выяснилось, что Ю.Лужков на правах победителя начал активно встраиваться в схему регионального партстроительства, выступив с идеей объединения движения “Отечество” с блоком “Вся Россия”, о создании которого заявили М.Шаймиев и В.Яковлев. Активизация столичного мэра явилась дополнительным стимулом к усилению конфронтации в российских верхах, которая к началу мая стала развиваться по логике “удар в ответ на удар”.