Россия - Западная Европа

В обозреваемый период продолжала развиваться тенденция, связанная со стремлением Запада сделать сложившуюся в период противостояния с Востоком систему своих институтов основой нового, складывающегося европорядка. Отсюда - его нежелание создавать новые и реально укреплять имеющиеся общеевропейские институты. Общим для Запада (независимо от стран и партий) в подходе к формированию нового устройства Европы является стремление обеспечить необратимость геополитических итогов "холодной войны". В 1996 г. процесс принятия решений по реформе ключевых институтов (НАТО, ЕС, ЗЕС) вступил в заключительную стадию. Направленность этих реформ определяется необходимостью приспособить структуры к функционированию в условиях, качественно отличных от периода "холодной войны". При этом главный стратегический ресурс для мобилизации их адаптационных возможностей Запад видит прежде всего в расширении на восточноевропейское пространство. В то же время налицо понимание, что это расширение не может быть простым механическим актом, поэтому в текущем году основное внимание сосредоточено именно на разработке внутренних реформ.

Хотя все на Западе и заявляют об особой важности России в строительстве европейского порядка, в действительности она не воспринимается как органическая часть последнего. Запад считает опасным для себя оставлять Россию вне европейского миропорядка, но в то же время он фактически ограничивает ее участие в нем общеевропейскими институтами (ОБСЕ, Совет Североатлантического сотрудничества, Совет Европы) и субрегиональными структурами, которые по своей компетенции и влиятельности не могут заменить механизмов, определяющих реальную политику безопасности на континенте. В результате, расширение западных институтов, не оставляющее в них места для России даже в перспективе, объективно содержит в себе опасность раздела европейского пространства на интеграционную Европу в новых границах (в составе 25-30 государств) и восточноевропейский "осколок", который со временем может быть сжат до границ РФ.

Вместе с тем, намерение держав Запада скоординировать стратегию развития своих институтов не устраняет соперничества между ними в том, чтобы подчинить последние собственным интересам. Конфликт в бывшей Югославии и израильско-ливанский кризис (в апреле-мае) высветили порой значительно расходящиеся интересы. И в боснийском, и в ближневосточном урегулировании США стремились сосредоточить в своих руках основные рычаги воздействия на ситуацию и оттеснить на второй план как Западную Европу (в лице ЕС и ЗЕС), так и Россию, напрямую увязывая свою роль лидера-миротворца с усилением влияния в данных регионах. Не случайно они вели себя весьма пассивно, наблюдая за тем, как пробуксовывают попытки европейских держав и их институтов (ЕС и ЗЕС) урегулировать кризис в Боснии, и решительно вмешались в события лишь тогда, когда под ударом оказался престиж НАТО, с которым во многом ассоциируется американское влияние в Европе. Последовавшие после подписания дейтонских соглашений по Боснии события показали, что США намерены сохранять в своих руках контроль за послевоенным устройством на Балканах, опираясь в своей политике на Хорватию и Словению.

Провал политики ЕС-ЗЕС в Боснии вынудил Западную Европу признать неспособность самостоятельно справиться с такого рода конфликтами и безальтернативность главенствующей роли США в обеспечении европейской безопасности. Этот вывод во многом повлиял на то, какие тенденции возобладали в системе отношений западных структур безопасности.

Во-первых, развитие ЗЕС направляется по пути его сближения с НАТО, а не с Европейским Союзом. Это определяется решениями, принятыми на майской сессии Совета ЗЕС и на июньской сессии Совета Североатлантического альянса. Данная тенденция получила, возможно, решающий импульс со стороны США, согласившихся на предоставление союзникам большей военной самостоятельности в разрешении европейских кризисов локального характера. Эта, казалось бы, существенная уступка европейцам не может сколько-нибудь серьезно поколебать доминирующее положение Вашингтона в западноевропейской системе безопасности. В то же время, реформа НАТО в этом направлении дает определенную надежду на то, что Североатлантический союз не станет абсолютно монопольным институтом европейской безопасности в военной области. "Европеизация" НАТО и соответствующее усиление роли Западноевропейского союза не означает автоматически, что ЗЕС станет более "удобным" для Москвы партнером, чем НАТО, но дает возможность в большей мере проявиться собственно европейскому взгляду на безопасность. Со временем это может создать предпосылки для размывания сложившейся в Европе однополярности в сфере безопасности.

Во-вторых, усиление роли ЗЕС через сближение с НАТО отдаляет перспективу формирования "чисто европейской" обороны, которая могла бы получить решающий импульс в результате интеграции ЗЕС в ЕС, на чем особенно настаивает Германия. Нынешний механизм военно-политической интеграции в Западной Европе не обеспечивает степени политического единства и мобилизации ресурсов, необходимых для того, чтобы сделать ЕС-ЗЕС сопоставимой с НАТО структурой безопасности. Стремление же таких стран, как Германия, Франция, Бельгия, Испания, Италия, сделать интеграционную Европу в военном отношении столь же мощной силой, какой она является в политической и экономической области, встречает оппозицию со стороны "атлантической" группировки - Великобритании, Дании, Нидерландов, Португалии, которые полагают, что европейская оборона уже существует в рамках Североатлантического союза. Эта линия также не находит поддержки и у четырех нейтральных стран ЕС - Австрии, Швеции, Финляндии, Ирландии, - не желающих отказываться от своего статуса в пользу союзнических обязательств военного характера. Все эти разногласия в полной мере проявились на межправительственной конференции ЕС по пересмотру Маастрихтского договора, открывшейся 29 марта в Турине и планирующей принять решения по реформе Европейского Союза к середине будущего года.

Хотя проблемы, связанные с НАТО, находятся сейчас в фокусе внешнеполитических усилий России, отношения с ЕС и ЗЕС уже в недалеком бу-дущем потребуют не меньшего внимания. Сотрудничество с этими интеграционными структурами в области европейской безопасности (пока не получившее сколько-нибудь заметного развития) могло бы расширить возможности для маневрирования между различными западными центрами силы. Оно способствовало бы более четкому выражению собственно европейских интересов в данной области; в НАТО эти интересы в значительной мере преломляются через американское восприятие. В отличие от США, где геостратегическое мышление нацелено не столько на строительство единой Европы, сколько на поддержание своего влияния на континенте, ЕС и ЗЕС ориентированы на европейские потребности. Усиление роли этих институтов создавало бы определенный противовес притязаниям НАТО на "общеевропейскую" ответственность за обеспечение безопасности и в какой-то мере выбивало бы почву для гипертрофированного атлантизма, получившего распространение у части правящих элит стран ЦВЕ.

Россия может использовать благоприятные возможности, которые открывает субрегиональное сотрудничество, в частности, на севере Европы, для наведения "мостов" с Европейским Союзом. Здесь следует отметить особую заинтересованность в этом Финляндии и Швеции, которую они вновь продемонстрировали на встрече глав правительств одиннадцати стран-членов Совета государств Балтийского моря, состоявшейся 3-4 мая в шведском городе Висбю.

Учитывая неоднородность Запада, расходящиеся порой интересы отдельных стран, не следует преуменьшать значения сотрудничества с ведущими государствами по проблемам европейской безопасности, поиска баланса между различными страновыми направлениями. В этой связи стоит отметить, что наибольшее понимание по ряду важных проблем мировой политики Россия встретила у Франции. Во-первых, это положение на Ближнем Востоке. Обе страны заинтересованы в том, чтобы вывести процесс мирного урегулирования из монопольного ведения США и восстановить свои позиции в регионе, пошатнувшиеся в последние годы. Франция стремиться делать это, выступая в роли политического локомотива ЕС, и Россия способствует ее утверждению в таком статусе. С другой стороны, активность России в регионе может быть результативной, если она не будет выглядеть направленной против интересов Запада, и согласие с Францией по ближневосточной проблеме как раз снимает какие-либо подозрения на этот счет. Координация посреднических миссий Е.Примакова и Э. де Шаретта, встреченных в штыки США, по урегулированию обострившегося в апреле-мае израильско-ливанского кризиса наглядно это продемонстрировала.

Другой важной проблемой, где позиция Франции наиболее близка к российской по сравнению с другими западными державами, является расширение НАТО. Не выступая в принципе против самой идеи, Париж склонен тормозить этот процесс до тех пор, пока США не согласятся на реформу НАТО, которая позволила бы создать в альянсе "европейский компонент" и тем самым положить начало формированию системы коллективной обороны стран Европейского Союза. Формула "сначала - реформа, расширение - потом" очевидно ближе российской позиции, чем подход Вашингтона или Бонна, настроенных на гораздо более быстрый вариант расширения. Стремление Франции найти в сближении с Россией определенный противовес американской гегемонии было подкреплено предложением Москве (сделан-ным во время встречи "большой семерки" в Лионе с участием В.Черномыр-дина) проводить регулярные дипломатические консультации по проблемам европейской безопасности, НАТО и Ближнего Востока.

В нынешних условиях у России сравнительно невелики возможности действенно влиять на политику западных структур безопасности. Однако это не должно служить основанием для пассивности, которая будет лишь провоцировать вытеснение РФ из традиционных сфер ее интересов.