ОТ ВЫБОРОВ ДО ВЫБОРОВ: Западные аналитики о развитии российской демократии и федерализма в 1996-99 гг. (1)

Острый интерес на Западе к демократии в России вполне закономерен: там принято считать, что демократическое устройство общества, альтернативные выборы и отлаженная система делегирования суверенитета от регионов к центру должны гарантировать стабильность и предсказуемость политического курса любого государства. На Западе считают, что многое в российской политической системе пока имеет мало общего с привычным для них представлением о демократии. Новая политическая ситуация после выборов в Госдуму декабря 1999г., конечно, скорректировав позиции аналитиков. Предлагаемая вниманию статья написана в июле 1999г. и обобщает западные концепции в связи с ситуацией 1996-99 гг. Они подчас спорны, но не небезынтересны, отражая динамику "от выборов до выборов": подводя итоги выборов президентских 96-го и выражая ожидания, связанные с выборами в Госдуму декабря 99-го, которые уже стали страницей новейшей истории России.

Будущее российской демократии — острая тема в западной печати. Ее острота объясняется нестабильностью высшей исполнительной власти, экономическим и политическим кризисом, в России 1998г., частыми сменами кабинетов министров, появлением на авансцене ряда новых политических фигур и сил, выступивших с альтернативными программами. В итоге создается новый расклад политических сил, в коем все большую роль играют региональные элиты.

Президентские выборы 1996г. несомненно вызвали на Западе оптимистические ожидания, надежды на наступление эры политической стабильности. Однако сохранялась и озабоченность будущим российской демократии (не говоря уже о тревоге за судьбу экономических реформ и платежеспособность страны): так, бывший посол Великобритании в СССР Роберт Брейтвейт почти сразу после выборов утверждал в своей статье, что надежды на эту стабилизацию по меньшей мере преувеличены, и Россия еще долго не сможет пожинать плоды нормальной политической стабильности (2,764). Хотя угроза "умеренного авторитаризма" со стороны президентской власти уже осталась позади, тем не менее усилились националистические силы, претендующие на власть, на руку которым играет недовольство электората социально-экономическим курсом правительства, задержкой зарплаты, пенсий и пр. И все же, по мнению видного советолога, президента Французской академии Элен Каррер д’ Анкосс, Россия уже прошла перепутье между коммунизмом и реформами, и сделала свой решительный выбор в пользу последних (3,57).

Думается, итоги президентских выборов 1996 г., и сложившийся после них новый расклад политических сил, знаменуют важный этап в формировании новой палитры взглядов на российскую политику на Западе, и расширяют поле анализа политической системы России, уже не сводимое к отражению борьбы в центре и конфронтации исполнительной и законодательной ветвей власти.

В предлагаемом вниманию обзоре рассматриваются позиции западных аналитиков по трем вопросам:

1. динамика российской демократии в ее региональном аспекте;
2. характеристика регионализма и федерализма в России;
3. отношение к выборам и избирательной системе России и западные оценки мнения электората о перспективах демократии в стране.

Российская демократия и регионы

Западные аналитики по-прежнему, быть может на подсознательном уровне, склонны сопоставлять процессы и институты демократии, которые формируются в постсоветской России с традиционно устоявшимися учреждениями в Западной Европе и США. Поиск теоретической модели, способной отразить сущность российской демократии — одна из наиболее актуальных проблем для исследователей. Так, сотрудник школы международных отношений Университета Южной Калифорнии Андрей Цыганков откликаясь на полемику между сторонниками оценки российской политики как демократической или авторитарной, поддерживает концепцию "делегированной демократии", предложенной Джиллермо О’ Доннеллом еще в 1994 г. (9,330). "Делегированная демократия" радикально отличается от авторитарной модели, но имеет ряд различий и с представительной демократией. Данная форма демократии складывается в странах, отвечающих следующим трем признакам:

1. имела место "национальная травма" (распад СССР), остро выступают исторические факторы, сложная социально-экономическая обстановка (экономику современной России на Западе характеризуют понятием "Великая депрессия");
2. особую остроту среди населения стран, переживающих переход к демократии, приобретают ожидания экономических преобразований, которые сильнее, чем в первые годы после II мировой войны в Германии, Италии, Японии;
3. странам, находящимся на пути к демократии со стороны международных организаций оказывается недостаточная финансовая поддержка, несопоставимая по масштабам с Планом Маршалла.

По мнению О’ Доннелла- Цыганкова, сущность делегированной демократии состоит в следующем:

1. Выборы приобретают ярко эмоциональную окраску и гораздо большее значение, чем в странах с устоявшейся демократией,
2. Местная власть в регионах пытается представить себя как воплощение интересов нации и встать над политическими партиями и интересами отдельных общественных групп.
3. Местное руководство недостаточно уважительно относится к демократическим институтам, которые могли бы ограничить полноту его власти, и рассматривает их как препятствия, мешающие пользоваться всеми преимуществами власти как во внутренних, так и в международных делах. Имеет место ограничение либеральных элементов демократии и стремление свести ответственность к минимуму.

В итоге при такой форме демократии губернатор, если речь идет о России, перестает считать себя по-настоящему ответственным перед избирателями, теряет уважение к демократическим институтам и приобретает в сознании народа черты истинного "хозяина" региона.

При этом возникает вопрос, не является ли власть губернаторов, избираемых народом региона, властью представительной. Частично черты представительной демократии присутствуют в этой системе, но в России с выборами традиционно связывается авторитарное наследие, да и население нередко утрачивает прежнюю заинтересованность и контакт с губернатором после завершения избирательной кампании. Кроме того, как считает Дж. Александр из Университета штата Иллинойс, во всем российском обществе укоренилось стремление к сильному лидерству, поэтому в целом россияне гораздо более склонны к авторитарной власти, чем украинцы или литовцы (1,121).

Губернаторские выборы, по мнению Кэтлин Доули (5), служат фактически легитимизации исполнительной власти, а как заостряет вопрос Кристенсен(4,356), сами выборы походят скорее на коронацию, чем на состязание.

Анализ политики губернаторов, например Орловской области, Башкортостана и Красноярского края позволяет в рамках case-studies (2) создать представление о моделях поведения региональных элит.(9, p.336-342). Глава администрации Орловской области Егор Строев, будучи избранным, перестал поддерживать связи с коммунистическими кругами, а в 1995г. выступил на Учредительной конференции НДР. Высказывания, в которых он пытается представить себя стоящим над партийной борьбой, по мнению калифорнийского ученого, противоречат действиям Строева, нарушающим нормы либеральной демократии. Это проявляется, в частности, в давлении на СМИ, которые, по мнению Строева, подрывают авторитет администрации области. Оппозиция редактора областной газеты "Поколение" привела к его отстранению от должности. Претенденты же на губернаторский пост от Демвыбора России, отмечает автор, сняли свои кандидатуры в пользу Строева в надежде получить посты в его администрации, что и произошло после выборов.

В политике президента Башкортостана Муртазы Рахимова, по мнению Цыганкова, сложно переплелись националистические и коммунистические тенденции местной элиты. Так, от националистов президент заимствовал идеи национального суверенитета, а от коммунистов концепцию "мягкого" перехода к рынку, сформулированную в ответ на федеральную политику либерализации цен (ее основной принцип — сохранение государственных дотаций на основные продукты питания). Выступив защитником суверенитета и интересов республики перед центром, Рахимов был избран президентом 12 декабря 1993г. на волне настроений национального самоопределения. За Рахимова проголосовали 64% избирателей, в то время как в выборах в федеральный парламент и референдуме по Конституции РФ участвовали лишь 48% граждан Башкортостана. По мнению Цыганкова, именно имидж "отца нации", созданный Рахимовым в ходе предвыборной кампании, обеспечил ему победу на выборах. Однако, вскоре авторитарными действиями президент заставил многих усомниться в демократизме своей политики. Так, в ноябре 1992г. Марат Миргазиамов, тогдашний премьер-министр Башкирии, был уволен за критику Рахимова за "чрезмерную концентрацию власти" (9, 339). В 1993г. Миргазиамов был избран в местный парламент, однако выборы были признаны несостоявшимися.

Гонения Рахимова на СМИ также негативно отражаются на интересах демократической общественности: в республике не принимаются каналы российского телевидения, запрещено издание газеты "Экономика и мы", президент пытался установить контроль над Прокуратурой республики и Судом, что вызвало протест депутатов ВС Башкортостана.

По мнению А. Цыганкова, экс-губернатор Красноярского края Валерий Зубов находится в более сложном положении как защитник интересов области. (9,p.341). В прошлом тесно связанный с президентом Б.Н. Ельциным и демократическими силами, Зубов использовал свой мандат для усиления власти в регионе и дистанцировался от всех политических движений, в т.ч. и от недавних сторонников. Именно администрация Зубова приняла закон "Об основах прямого самоуправления и организации государственной власти в Красноярском крае", который был вынесен на Референдум 27 марта 1994г. Как и в Башкортостане и Орловской области, администрация края сама инициировала новые законы о выборах и управлении. Кроме того, Зубов взял курс на укрепление губернаторской власти в ущерб либерально- демократическим институтам.

По мнению К. Доули, включение региональных политиков в федеральную власть является важным элементом в эволюции к устойчивому федерализму. Для этих лидеров важна поддержка на федеральном уровне, без которой невозможна их дальнейшая политическая карьера. Только при условии, что достигнет зрелости российская многопартийная система и региональные элиты поймут, что губернаторские и сенаторские посты — ступени к политической карьере в национальном масштабе, новые кандидаты-выходцы из регионов, стоящие на известных политических платформах, смогут претендовать на победу на местных выборах. Единственным на сегодня примером, свидетельствующим в пользу этой наметившейся тенденции, по мнению автора, является генерал А.И. Лебедь: став губернатором Красноярского края, он сделал шаг к посту президента (5,378).

Каковы перспективы российской демократии в ее региональном измерении?

В целом, западные аналитики считают российские демократические институты лишь частично установленными, хотя отмечается, что в регионах России остается угроза возрождения коммунистических мини-режимов. Отсутствует уверенность в определенности и стабильности курса губернаторов, они выступают не как представители центральной власти, а воплощают интересы отдельных узко-ориентированных групп региональных элит, хотя и декларируют свою позицию "над схваткой", а в результате региональное руководство обрастает своеобразной "семьей", имитируя президентскую власть в масштабах области. (8)

В долгосрочной перспективе, считают на Западе, "делегированная демократия" может привести к замедлению формирования демократических институтов, что очевидно связано с засильем бюрократии на местах и в центре и сопровождается утратой ответственности властей перед своими избирателями. Если использовать взгляды Э. Каррер д’ Анкосс в региональном масштабе, быть может то следует искать перспективы восстановления утраченного могущества и во внутренней деколонизации России, в появлении новых механизмов договорных отношений с субъектами федерации. (2, p.68).

Унитаризм, федерация или конфедерация?

Западные аналитики единодушны в характеристике той системы отношений центра и регионов, которая сложилась в пост-коммунистической России. Она характеризуется "двусторонней торговлей" (4), "асимметричными двусторонними торгами" (6) и может оцениваться как "асимметричный федерализм" (8), ибо отсутствуют тенденции к установлению более широких связей между несколькими регионами и центром в рамках более емких политических структур, а не только в пределах экономических отношений, которые формируются теперь на основе принципа многостороннего федерализма. В условиях асимметричного федерализма, регион стремится строить свои отношения с Россией на основе договора, в котором закрепляются определенные права самоуправления, а также функции и обязательства, которые он несет перед федерацией. Авторы согласны и в том, что нередко договорной механизм носит характер торга между центром и регионами, на исход которого влияет много факторов.

Сущность "парада суверенитетов" 1990-1992гг., начавшегося после того, как Борис Ельцин призвал регионы взять себе столько суверенитета, сколько съедят, состояла в кардинальном пересмотре отношений регионов с центром (6). В 1990г. Республика Саха выступила с декларацией о государственном суверенитете, потребовав монопольного права распоряжаться добычей алмазов (95%), после чего был подписан договор с центром. Примеру Якутии последовали и другие регионы. Федеральный договор 1992г., по мнению аналитиков, отразил "неспособность Москвы контролировать населенные этническим меньшинством республики, перешедшие к ней от Советского Союза".

Как утверждает Доули, дезинтеграция СССР предоставила этническим и региональным образованиям новые возможности для автономизации, а некоторым из них и для самоуправления (5,p.359). После периода "парада суверенитетов" регионы избрали новую стратегию в формировании отношений с центром (6,p.74) - региональные элиты, в прошлом выговаривавшие себе лучшие условия для вступления в федерацию под угрозой выхода из нее и других проявлений сепаратизма, более не заявляют о претензии на отделение. С 1994г. всевозможные амбиции регионов стали регулироваться на правовой основе, и все "торги" завершались подписанием договора с центром, хотя, по большому счету, правовые нормы этих отношений недостаточно проработаны. Кроме того, в в автономных республиках России проблема регулирования прав человека и гражданина стояла не так остро, как в республиках бывшего СССР (за исключением Чечни, Ингушетии, Северной Осетии, где разгорелись межнациональные конфликты).

По мнению автора, следует выделять федералистский, антифедералистский и националистический варианты отношений регионов с центром. Не случайно, что в условиях России особенно остро стоит вопрос об интересах конкретных групп, и тех, кому выгоден федерализм и "рецентрализация", и тех, кто выиграл бы в результате полной независимости от центра. Декларации российских политиков нередко расходятся с содержанием их программ: так Б.Немцов, выступавший против практики договоров и поддержавший лоббирование интересов регионов как нормальную практику, тем не менее одним из первых подписал договор между Нижегородской областью и Москвой.

Не следует сбрасывать со счетов и конъюнктурно-политическую составляющую процесса "регионализации": нередко отношения между субъектом федерации и центром подчинены интересам одной группы региональной элиты, и после ее ухода из власти, ее преемники как бы в знак протеста отказываются от наследия предшественников. Так, в Хакасии избранный губернатором Алексей Лебедь не пожелал подписать договор с центром, подготовленный его предшественниками. (6).

Видный представитель политической философии Адам Пшеворский об назвал "институциональный коллапс в центре необходимой предпосылкой для роста национализма на периферии", что, по мнению К. Доули, справедливо, но тем не менее, не является достаточным условием для появления регионализма как феномена (5,p.360). Поведение региональных элит предстает как сложное явление, результат корреляции многих факторов (от исторических условий положения региона, этнического состава его населения до личного прошлого глав его администраций). Существует как минимум четыре концепции, интерпретирующие регионализм как явление(5,p.361-364 и др.).

Первое направление — эссенциализм — исходит из приоритета значения "национальной идентичности", выводит на первый план положение национальных меньшинств и их историческую судьбу; также важен фактор "наказанных народов" — в прошлом переживших депортацию, ущемление национальных и лингвистических интересов, исконно неправославных, теперь возрождающих свои языковые и культурные традиции, тем самым реализуя "эссенциальную", сущностную функцию национального самоопределения.

Второе направление — инструментализм — ставит во главу угла реакцию регионов на стремление руководства СССР создать иерархическую структуру этносов, населявших страну. Критикуя авторов, которые усматривали причины распада СССР в "имперской природе" государства, и концепции, не объяснявшие причины усиления в стране тенденций к национальной автономии, представители школы "инструментализма" считают, что эти тенденции представляли собой реакцию элит автономных республик на национальную политику СССР, не способную обеспечить этно-лингвистическую интеграцию всех этносов в федеральном государстве. Как руководители национальных республик, так и губернаторы краев и областей РФ стремятся изменить исключительно прикладное значение своих регионов для центра, как поставщиков полезных ископаемых, мест развития оборонной промышленности, ключевых районов для поддержания национальной безопасности и т.п. (например, Челябинск, Красноярский край, Свердловская область и мн. др.) Однако, несмотря на то, что наиболее активные требования предоставления автономии после распада СССР выдвигали элиты национальных республик, их позиция по национальному вопросу, по мнению автора, все же была менее радикальной, чем у республиканских лидеров до декабря 1991г. Вопросы о статусе родного языка и гражданстве в большинстве республик после 1991г. не обсуждались (за исключением Северной Осетии, Ингушетии, Чечни).

В центре внимания третьей школы — такие критерии оценки экономического положения регионов, как финансовая убыточность, безработица, депрессивный характер экономики, сформировавшиеся в процессе их существования в рамках федерации. Дело в том, что в этих неблагоприятных условиях усиливается зависимость региона от дотаций из федерального бюджета, несвоевременное поступление которых лишь усугубляет его положение. Поэтому субъекты федерации, испытывающие более острый недостаток в инвестициях, чем их соседи, но надеющиеся его восполнить в будущем, более склонны противиться централизации. При этом оценка степени "депрессивности" региона дается на основании решения администрации президента.

Четвертая концепция базируется на мобилизации ресурсов региона в интересах национального самоопределения (сюда относят ранг, полученный регионом в рамках старой советской иерархии - АССР, автономная область, автономный округ, неэтническая территория), роль и значение лидеров компартии в посткоммунистической истории региона (заметим, что, по мнению Доули, лишь в 4 из 21 региона к управлению пришли люди, не обремененные опытом партийного руководства, такие как Степанов в Карелии, Николаев в Якутии, Аушев в Ингушетии).

Комплексный анализ всех четырех концепций позволяет сделать вывод, что все они в той или иной мере применимы. Параллельно было проведено исследование отношений между центром и регионами, которое выявило дифференциацию регионов по значимости событий, происходивших в них - от 62 — в Чечне до 3 —в Корякском автономном округе. Это позволило разделить регионы на пять групп по целевой степени самоопределения (от 5 баллов до одного).

Рейтинг 5 баллов - означает, что регион отстаивает независимость от федерации, а это переводит анализ региональных процессов из плоскости федерализм/ антифедерализм в плоскость идеологии, определяя националистическую позицию региона. Исходя из этого, регион может объявить "войну" центру, потребовать международного признания независимости, отказаться подписать федеративный договор (Чечня).

4 балла - означает поддержку данным регионом принципов "кантонализма" или федерализма по этническому признаку (этнофедерализма) (3). Для этих регионов больший приоритет имеют собственные интересы, по сравнению с интересами союзного государства и федерации. Регион отстаивает право на проведение самостоятельной финансовой и внешней политики (Татарстан, Башкортостан).

3 балла - означает поддержку конфедерации территорий- т.е. модели федерализма, которая предполагает наделение всех регионов, независимо от национального признака, равными правами. Руководство этих регионов стремится к более широкой самостоятельности от центра в местных делах, включая контроль за местными природными ресурсами и инвестициями, программы приватизации, земельной реформы (Хакасия, Адыгея, Чувашия, Карелия, Бурятия, Ингушетия, Коми и др. - всего 25 регионов).

2 балла — свидетельствуют о поддержке сильной федерации, предполагающей одобрение решений центра о приватизации, полную выплату налогов в федеральный бюджет; в прошлом эти регионы поддержали союзный договор, предложенный М.С. Горбачевым. К этой группе относятся почти все остальные субъекты РФ от Иркутска до Рязани (более 50), включая обе столицы и их области.

1 балл - означает поддержку унитарного государства, оппозицию любой форме федерального устройства и самоопределения наций (эти регионы поддержали ГКЧП в августе 1991г., настроены оппозиционно к декретам, которые передали бы полномочия регионам, и симпатизируют платформе ЛДПР). К этой категории относятся лишь два региона — Липецкая и Курская области.

В заключение автор признает, что эссенциализм больше проявляется в политической идентификации наций, инструментализм — в требовании новых уступок и экономической независимости или особых отношений с центром (5,p.377). Этнофедерализм (3-4 балла) связан в первую очередь с завоеванием в рамках Федерации привилегированного положения, равного по статусу самостоятельным этническим государствам. При этом отмечается, что не всегда президентами становятся представители "титульной" нации (Степанов и Николаев — этнические русские), что не свидетельствует о численном соотношении коренного и русского населения, поскольку если в Карелии титульный этнос составляет меньшинство, то в Якутии — 40%, а в Чувашии — 58%.

Для российского федерализма, по мнению французского политолога Равио, характерен неодинаковый подход к субъектам федерации: хотя Москва формально не предоставляла суверенитета Башкортостану, он пользуется более широкой автономией, чем получивший ее Татарстан (8,p. 807). Самарский губернатор К. Титов, возглавивший избирательный блок "Голос России", еще в 1996г. посетовал на ограничение своих полномочий: "Я не обладаю даже одной третью прав бывшего секретаря обкома республики, и даже не десятой долей прерогатив и финансовых средств ее президента" (8,p.810). Своеобразным противовесом "ассиметричному федерализму" становится практика "многосторонних договоров", в которые вступают политики регионов: так, "Сибирское соглашение", объединившее 17 регионов, стремится прекратить практику раздела в одностороннем порядке сфер полномочий между центром и регионами и получить от центра региональные привилегии, несмотря на подписанные односторонние договоры (6). Создана Северо-Восточная Ассоциация, Ассоциация Северо-Кавказского Региона, ассоциация Большая Волга, Уральская региональная ассоциация, придающие региональному самоопределению новый, институциональный размах. Усиливаются требования привести в соответствие реальное экономическое и политическое значение региона в составе федерации и те полномочия и права, которые предоставлены ему федерацией (8,p.806). Тот же автор отмечает диспропорции в разделении территории и природных ресурсов по регионам (так, четыре региона - Якутия, Красноярский край, Магадан, Тюмень- делят между собой 47% всей территории России), которые становятся дополнительным фактором неравноправия субъектов федерации.

Определенные недостатки варианта асимметричного федерализма осознаются в последнее время многими деятелями науки и культуры как в центре, так и в регионах. Так, акад. Н.Н. Моисеев в 1996г. выступил с идеей общенациональной объединительной программы выхода России к северным морям, заселения и промышленного освоения территории Крайнего Севера. Эта идея укладывается в рамки необходимой внутренней колонизации России, северные окраины которой до сих пор недостаточно освоены и лишены инфраструктуры. Эта проблема, совершенно не типичная для Европы, еще в средневековье завершившей свою "внутреннюю колонизацию" (4), пока не нашла отражения в трудах западных аналитиков о постсоветской России.

Оценка института выборов в России и отношения россиян к демократии

Западные авторы признают, что в современной России проявляются заметные тенденции к демократизации института выборов. Практически нормой стали конкурентные выборы на альтернативной основе, позволяющие избирателю сделать свой выбор, исходя из собственных убеждений и интересов, а не по указанию сверху. И тем не менее, при всей очевидности тенденций, актуальным остается вопрос, насколько заинтересованы сами россияне в демократических ценностях, выраженных в институте выборов, и как они их понимают. Опросы избирателей, проведенные западными службами, позволяют сотруднику Карльтонского университета Джону Памметту проанализировать характер ожиданий населения и палитру мнений о демократических институтах в теории и их применимости к российской реальности (7). Более половины опрошенных (58%), по данным 1995г., либо были крайне заинтересованы в выборах, либо выражали спокойный интерес к ним. Такая реакция интерпретируется аналитиком как "условие для существования здоровой демократии". С 1993 по 1995гг. возросла численность граждан, считающих выборы отражающими состояние дел в стране (с 29% до 43%), больше опрошенных уверены, что выборы соответствуют своему назначению (36% вместо 31%). На ответственность депутатов перед избирателями указывают 14% респондентов, на необходимость доверия к власти - 19%.

Однако эти оценки, соответствующие демократическим принципам, соседствуют, по мнению Памметта, с антидемократическими настроениями, свидетельствующими, что выборы в России пока не вполне отвечают требованиям демократического устройства общества. Так, 34% опрошенных считают, что выборы служат для обмана людей, 33% вместо 19% (1993г.) отмечают подчинение выборов интересам отдельных национальных, этнических и конфессиональных групп, более того, для некоторых они становятся способом извлечения материальных благ (7,p.52). Последняя черта унаследована от выборов, как они проходили в СССР в условиях однопартийной системы, когда власти стимулировали популистские настроения населения ремонтом дорог и появлением товаров широкого потребления в магазинах накануне выборов. Вместе с тем, по мнению Дж. Александра, даже электорат демократических объединений, как например, "Выбора России", не имеет глубоко укоренившихся представлений о соотношении процедуры выборов, прав человека и власти (1,p.124). 56% этих избирателей считают, что правительство должно быть сильнее парламента, 49% допускают возможность попрания прав граждан в интересах пресечения клеветы на правительство.

Россияне продолжают связывать свои ожидания с сильным руководством, что объясняется долговременным опытом жизни при авторитарном режиме. Однако, в западной литературе зачастую поддержка россиянами тезиса о том, что государство отвечает за общественное благосостояние ошибочно отождествляется с позициями националистов и посткоммунистических партий (1,113). Хотя только немногие возражали против состязательных выборов, в целом опрошенные не поддерживали "более тонких теорий политических прав", ратуя за общественный порядок в ущерб свободе слова (40%). Таким образом, в результате десятилетнего опыта развития демократии в России, население воспринимает демократию лишь теоретически, а на практике оценивает ее негативно. Так, большинство опрошенных (41% против 34%) не связывает надежды на продвижение по пути демократии с выборами в Государственную Думу ФС РФ в декабре 1999г. Вместе с тем, была отмечена прямая связь между доверием к Государственной думе и чувством, что выборы помогут России перейти к реальной демократии. Этот переход связан с изменениями в Конституции, которые расширили бы права Думы, занимающей подчиненное место в Президентской республике. Дума по-прежнему воспринимается на Западе как необходимый противовес исполнительной власти, а ее консервативный, подчас антиреформаторский характер не принимается во внимание. С другой стороны, упоминаются такие полярные мотивы недовольства политикой президента Б.Н. Ельцина, как:

1. позитивная оценка КПСС в советской истории,
2. поддержка национал-патриотических сил, а также
3. забота о судьбах демократии в России

Озабоченность на Западе перспективами демократии в России вызывают настроения россиян, которые связывают выборы с удовлетворением особых интересов, защищаемых в ущерб интересам других групп, что девальвирует демократический смысл выборов (7, p.52).

Политическая культура в России безусловно формируется в условиях неблагоприятной социально-экономической ситуации. Это обусловлено тем, что реформы проводятся в стране, находящейся в постоянном социальном напряжении: россияне в своем большинстве сохраняют приверженность отнюдь не капиталистическим, а социал-демократическим ценностям, приветствуя мелкую частную собственность, социальное равенство и питая неприязнь к наиболее богатой части крупных предпринимателей. Не случайно, считает сотрудник университета штата Пенсильвания Хашим (10), программа КПРФ декларирует национальное спасение, а идеалы социальной справедливости, "государственничество" и народовластие, причудливо переплетаются в ней с православными ценностями (соборность), и находят поддержку у значительной части электората, ущемленного в результате реформ и экономически морально. Экономические гарантии программы -минимум КПРФ дают в руки этой части избирателей с такой ностальгией оплакиваемую многими "синицу" стабильности, порядка и относительного достатка, упущенную после распада СССР, в надежде поймать "журавля" экономического процветания и политических свобод, обещанных при капитализме. В условиях демократии КПРФ, по мнению Хашима, сумела переориентировать экстремистскую часть своей программы, пристроив к ней "конституционный фасад".

Какие еще черты характеризуют российскую избирательную систему?

По мнению Кристенсена, это "акцент на президентство", отражающий чрезмерную ориентацию системы на президента и "партию власти", что в условиях неразвитости многопартийной системы приводит к завышению роли политических персон, при меньшем внимании к содержанию их программ (4).

Российский избиратель, продолжает Дж.Александр, поддерживает индивидуальные свободы и демократические ценности на абстрактном уровне, греша нетерпимостью к политическим оппонентам, стремясь найти виновных во всех бедах среди определенных общественных групп (5).

Как с удивлением отмечает Дж. Памметт (7,48), российские избиратели, поддерживающие партию власти, вовсе не считают, что в России установилась демократия, хотя, как уже подчеркивалось, общий скепсис относительно практической осуществимости демократии в России не отождествляется аналитиками на Западе с отрицательным отношением россиян к идее демократии.

Социологи испытывают значительные сложности при проведении опросов для выявления истинных взглядов россиян, ибо проблема состоит в правильной постановке вопросов и самой технологии опросов. Так, замечает Александр, пока нет механизмов выявления гражданской позиции части электората, выбравшей ответ "я не знаю" или воздержавшейся от ответа.

Таким образом, несмотря на то, что демократические тенденции в России уже достаточно устойчивы, западные аналитики затрудняются пока однозначно ответить на вопрос, способна ли Россия перейти к подлинно демократическому правлению. В России, заключает Памметт (7,59), нет такого лидера, который выступил бы за установление реальной демократии, поэтому система, сложившаяся в России, ассоциируется с хаосом, бедностью и эксплуатацией (!). Такое положение сохраняется несмотря на рост симпатий к системе выборов в общественном мнении.

Наконец, генетическая связь политической культуры СССР и современной России свидетельствует о нестабильности воззрений электората, его симпатий и антипатий, что позволяет сделать вывод о некой "неоформленности" политической культуры в современной России, который неоднозначен, но достоин внимания.

Демократия: "за" и "против": слово социологам.

1. Понятия, ассоциирующиеся с термином "демократия" в России (6)

Источник: John Pammett Elections and democracy in Russia, Communist and Post-Communist Studies, 1999, March, v.32, N 1,p. 47.

2. Принципиальная поддержка идеи демократии в России (% респондентов)

Источник: John Pammett Elections and democracy in Russia, Communist and Post-Communist Studies, 1999, March, v.32, N 1, p. 51.

3. Мнение россиян о текущем состоянии демократии в России и роли выборов в улучшении его (% респондентов)

Источник: John Pammett Elections and democracy in Russia, Communist and Post-Communist Studies, 1999, March, v.32, N 1,p51.

Литература:

1. Alexander J. Surveying Attitudes to Russia A Representation of Formlessness, Communist and Post-Communist Studies, 1997, June,Vol. 30, N2, pp. 107-127.
2. Braithwaite R. Pour un statut quo avec la Russie, Politique etrangère, 1996-1997, N4, pp.759-775
3. Carrère d’Encausse E. Nostalgies imperiales?, Politique internationale, 1997, N75, pp.55-69
4. Christensen Paul T. Socilaism after communism? The socio-economic and cultural foundations of left politics in post-Soviet Russia, Communist and Post-Communist Studies, 1998, December, Vol. 31, N4, pp. 345-358.
5. Dowley K. Striking the federal bargain in Russia: comparative regional government strategies, Communist and Post-Communist Studies, Vol. 31, N4, pp. 359-380.
6. Filippov M., Shevtsova O. Asymmetric bilateral bargaining in the Russian Federation. A path-dependence explanation, Communist and Post-Communist Studies, 1999, March, Vol. 32, N1, pp. 61-76
7. Pammett John H. Elections and democracy in Russia, Communist and Post-Communist Studies, 1998, December, Vol. 31, N4, pp. 45-60
8. Raviot Jean-R. Fédéralisme et gouvernement régional en Russie Politique etrangère, 1996-1997, N4, pp.803-812
9. Tzygankov Andrei. Manifestations of delegative democracy in Russian local politics: what does it mean for the future of Russia, Communist and Post-Communist Studies, 1998, December, Vol. 31, N4, pp. 329-344
10. Hashim Syed Mohsin. KPRF ideology and itds implications for democratization in Russia, Communist and Post-Communist Studies, 1999, March, Vol. 32, N1, pp. 77-90.

Константин Челлини

1. Подробнее см.: Челлини К.Г. Демократия и федерализм в России в оценках западных авторов, Весник научной информации. Реформы вчера, сегодня, завтрв. М. ИМЭПИ РАН,: 1999, №10, С.89-109.
2. т.е. исследований отдельного примера, прецедента вписывающегося в более широкую проблему
3. т.е. концепция, отстаивающая признание самостоятельности наций в составе федерации, требование более широкой автономии, чем та, которой наделены провинции
4. Блок М. Характерные черты французской аграрной истории М.-Л., 1957.
5. В результате этого, по-видимому, появилась категория the least liked (наименее симпатичных, нравящихся) политиков, предлагаемых для обозначения в опро-сах избирателей.
6. Приводятся данные опроса Института комплексных социальных исследований (дир.Андрей Казаков), проведенного в Москве, Волгограде, Московской облас-ти, Белгороде, Красноярске, Нижнем Новгороде, Ставрополе, Орле, Костроме, Ямало-Ненецкой области, Курганской, Коми, Новгородской, Ханты-Мансийской областях, Чувашии, Татарстане, Якутии-Саха, Хабаровской и Тю-менской областях.