СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РФ
О ЗАЩИТЕ ЧЕСТИ И ДОСТОИНСТВА

При переходе от социалистической законности к современному правопорядку возникло немало неприятностей, связанных с устареванием нормативной базы. В частности, обобщение судебной практики по вопросам защиты чести и достоинства в 1991г. позволяет видеть, насколько невысок уровень правосознания граждан в этой области, и выделить ряд проблем, подлежавших разрешению в первую очередь:

– Граждане обращались в суд с иском об опровержении порочащих сведений, содержащихся в характеристиках делового порядка, аттестационных, а этот вопрос не подведомствен суду.

– Не существовало законодательно установленного положения о системе ссылок на источник информации, в соответствии с которыми можно было бы обнаружить реального ответчика. Так, приходилось отдельно разъяснять, что не является оскорблением изложение сведений, основанных на материалах уголовных или гражданских дел, и т.п.

– Зачастую судьи отказывали в возбуждении иска без законных на то оснований, например, в случае имевшего место обсуждения данного дела в общественной организации, и этот вопрос пришлось специально оговаривать в разъяснении Пленума Верховного Суда РФ.

– В суд обращались представители администрации субъектов федерации с исками о защите деловой репутации – обычно в связи с публикацией в СМИ критически изложенной информации об их деятельности (примером может служить иск администрации города Ирбита к газете “Знамя победы” в связи с рядом публикаций, сообщавших недостоверные сведения о деятельности администрации города). Однако, в силу того, что администрация города не является самостоятельным юридическим лицом и не может иметь деловой репутации, такого рода иски не могли быть удовлетворены. Сходным образом решались споры при обращении в суд администрации предприятий, что создавало серьезные осложнения, так как зачастую материал излагался таким образом, что обращение в суд от имени самого предприятия или конкретных работников администрации очевидным образом не повлекло удовлетворения иска.

– Возникало множество вопросов, связанных с тем, что закон предусматривает опровержение самих сведений, а не домыслов, складывающихся у граждан по прочтении ложной информации. В частности, в декабре 1995г. руководителем АО “Красноярскэнэрго” был подан иск о защите чести и достоинства и возмещении морального вреда к газете “Рабочий”, опубликовавшей информацию о том, что зарплата истца составляет 500 млн. рублей. Эти сведения, по мнению истца, дискредитировали его в глазах трудового коллектива АО и общественности Сосновоборска. Такой иск не мог быть удовлетворен, т.к. сама по себе информация не является порочащей.

– В контексте предыдущей проблемы вставала теоретическая задача о степени конкретизации объекта критики. Действительно, использование в статье обозначений, позволяющих догадаться о реальном их прототипе, не есть основание для отказа в иске лицу, пострадавшему от завуалированной критики, однако необходим некий предел, и пушкинское: “Он по когтям узнал меня в минуту – Я по ушам узнал его как раз”, – срабатывает далеко не в каждом случае.

– Ряд осложнений был связан с тем, что компенсация морального вреда нередко не оправдывала судебных издержек, и, памятуя о том, сколь невысоко всегда ценились населением официальные признания, многие, вместо того, чтобы воспользоваться своим правом и подать иск, предпочитали попросту замолчать оскорбление или использовать пресловутую самозащиту.

– Вечной проблемой было неисполнение, а в основном ненадлежащее исполнение судебных решений – так что после принесения извинений или публикации опровержения истец был вынужден вторично подавать иск об оскорблении.

– Поначалу многие не сознавали, что предлагаемая гражданским правом защита чести и достоинства, сводится, как правило, к восстановлению репутации, и, в соответствии с хаотическим пониманием форм чести, изначально бытовавшим в России, пытались добиться от суда невозможного. Ярким тому примером может служить иск К., М. и Р. к редакции газеты “День”, о защите чести и достоинства и компенсации морального вреда, рассмотренный Дзержинским районным судом, в котором указанные лица ссылались на то, что в одной из публикаций газеты содержится информация, свидетельствующая о неуважении к гражданам России и оскорбляющая истцов в этом их качестве. Иск не был удовлетворен на том основании, что сведения, об опровержении которых был поставлен вопрос, не относились конкретно к истцам и, исходя из существовавших законодательных установлений, не могли быть рассмотрены как опорочивающие их, а ответственности за нарушение внутренней чести ГК 1964г. не предусматривал.

Создатели ГК 1995г. попыталась учесть все такого рода проблемы и разработать доктрину, оптимально соответствующую требованиям участников гражданского оборота и внутренне непротиворечивую.

В новый кодекс впервые включена отдельная глава, посвященная нематериальным благам как объектам гражданского права, что свидетельствует как о значении, придаваемом им, так и о расширении сферы гражданско-правового регулирования в этой области. Ст. 150 дает их примерный, но открытый перечень соответственно современной доктринальной концепции, в силу которой отсутствие законодательного закрепления права не является основанием для его умаления. Утверждается принадлежность нематериальных благ по рождению, либо в силу закона – честь, достоинство и деловая репутация относятся к первой категории (с поправкой на то, что для юридических лиц аналогией рождения признается их создание). Примечательно, что законодатель при перечислении нематериальных благ использует теоретические положения и разделяет право на достоинство и на обе формы чести: внутреннюю, отраженную как честь, и внешнюю, названную добрым именем. Никогда прежде в законодательстве этого не делалось, и на мой взгляд, подобное нововведение в практическом применении значительно облегчит самим истцам понимание их прав, и позволит, наконец, создать различные категории дел по каждому из вопросов, вместо бездумного воспроизведения формулы “защита чести, достоинства и деловой репутации” в иске.

Все без исключения нематериальные блага признаны неотчуждаемыми, хотя законодатель допускает защиту их третьими лицами – правопреемниками (например, наследниками правообладателя, если речь идет об авторском праве), или по поручению носителя права. Однако, применительно к чести, достоинству и деловой репутации, ч.2 п.1 ст.152 защита допустима только в случае, когда эти лица действуют в своем интересе, и только в отношении умершего лица. Причина введения подобной оговорки вполне ясна: действительно, если тот, чья честь задета, по каким-либо причинам не хочет прибегать к судебной защите , то он таким образом реализует свое право на судебную защиту чести и достоинства в форме отказа, и признание за третьим лицом возможности защищать чужую честь означало бы противоречащее континентальной системе существование двух обладателей одного и того же (личного) права .Для лица недееспособного допускается участие законного представителя (п.4 пост. Пленума ВС РФ от 18.8.1992 г.) – в этом случае противоречия нет, т.к. право на защиту чести и достоинства, которое, в отличие от самих этих категорий, неотчуждаемым не является, переходит к законному представителю наряду с прочими. Что же касается лица умершего, то логично, если законодатель руководствовался отсутствием у субъекта чести и достоинства, т.к. понятие оскорбления к умершему лицу так же неприменимо, как и к юридическому. Следовательно, речь может идти только о защите доброго имени. В этом случае, мне кажется, не следовало бы оговаривать личную заинтересованность родственников или друзей покойного. Без сомнения, существующая формулировка позволяет избежать злоупотреблений, связанных с тем, что, в случае распространения о покойном порочащей информации, каждый из его родственников или друзей мог бы подать иск о возмещении морального ущерба в связи с нравственными страданиями, обусловленными нанесенным памяти умершего оскорблением, что существенно увеличило бы объем работы суда. Однако, такие страдания реально существуют и далеко не в каждом случае возможно доказательство личной заинтересованности. Я, разумеется, не осмелилась бы советовать законодателю, но все же мне кажется, что несколько прецедентов удовлетворения исков каждого из членов семьи оскорбленного, отучило бы клеветников касаться памяти тех, кто не способен возразить. De mortius aut bene, aut nihil.

На мой взгляд, важно отметить еще одну принципиальную новеллу доктрины, а именно: честь, достоинство и деловая репутация определены как нематериальные блага, отличные от права на их защиту, вытекающего из ч.1 ст 11 ГК, – чего не было раньше, поскольку дореволюционное право не ставило такого вопроса, а советское законодательство не закрепляло раздельной конструкции. В ГК 1995г., права на достоинство, на честь и доброе имя, на деловую репутацию и на защиту вышеперечисленных материальных благ, получили, наконец, полное признание в качестве гражданских прав, к которым, с учетом их специфики, относятся общие установления гл.2 ГК, а именно: отказ от осуществления вышеуказанных прав не влечет их прекращения (ч.2 ст. 9), при защите этих прав используются некоторые из предусмотренных ст.12 способов.

Рассмотрим механизм защиты чести, достоинства и деловой репутации, исходя из существа данных понятий, определенного в предисловии. Фактически, при распространении порочащих сведений мы имеем 2 аспекта оскорбления: публичное заявление о том, что поведение данного лица не соответствует общему представлению о поведении честного человека, опорачивающее репутацию оскорбленного, и предположение о том, что достоинство данного лица допускает совершение некоторого неблаговидного поступка, каковое оскорбляет внутреннюю честь этого лица. Понятно, что две эти позиции совпадают как правило, но далеко не всегда. Поэтому законодатель счел должным предложить два различных способа защиты. Репутация ( в том числе деловая) защищается при помощи особого способа: опровержением порочащих сведений, порядок которого сконструирован таким образом, чтобы лица, получившие ложную информацию, имели наилучшую возможность познакомиться с признанием ее недостоверной. Так, п.2 ст.152 ГК предлагает опровергать порочащие сведения в тех же средствах массовой информации, которым принадлежит первая публикация. Закон “О средствах массовой информации” 1990г предусматривает специальный порядок опровержения, требование о котором необходимо предварительно заявить редакции, каковая в месячный срок обязана уведомить пострадавшего о своем намерении публиковать опровержение, либо об отказе в его публикации. В последнем случае, а равно при нарушении порядка опровержения, требования могут быть обжалованы в суд. Механизм такого опровержения более подробно раскрыт в законе – согласно ст.43-44, опровержение должно быть набрано тем же шрифтом, на том же месте полосы, что и первоначальное сообщение. Для радио и телевидения предписана передача опровержения в то же время суток, и, по возможности, в той же программе, что первоначальная информация. Порядок отзыва исходящего от организации документа сохранен. В специальных случаях законодатель предоставляет нахождение наиболее адекватного способа опровержения на усмотрение суда. Следует отметить, что, в соответствии с пост. Пленума ВС РФ от 18.08.1992 г., порочащие сведения теперь определяются как “содержащие утверждение о нарушении гражданином или организацией действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, в быту и другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую репутацию и т.п.), которые умаляют их честь и достоинство”. Пострадавший имеет возможность также использовать общие способы защиты прав, предлагаемые ст.12 – например, “пресечение действий, нарушающих право или создающих угрозу его нарушения” применительно к защите репутации может выражаться в изъятии тиража книги, содержащей порочащую информацию.

Порядок защиты чести и достоинства сложнее и проще. С одной стороны, в практике судов сохранилась возможность принудить ответчика принести истцу извинения и поставить его в положение столь же невыгодное, в каком в свое время находился истец – заставить унизиться, публично признав свою неправоту. В то же время уже правоведам нового времени было понятно, что “нанесенная чести виновного рана доставит оскорбленному лишь горькое удовлетворение мести” (O.Leam, “Duel or vendetta?”, 1994 г., стр. 11), не более того, – поэтому ГК 1995г. предлагает истцу компенсацию морального ущерба – общий институт защиты нематериальных благ – с учетом степени “физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред” (ч.2 ст. 151 ГК). По логике закона, институт компенсации морального вреда имеет смысл только применительно к физическим лицам (ст. 151 говорит лишь о гражданине) – да и осмысленность приложения к юридическим лицам института, предусматривающего компенсацию за нравственные страдания, сродни анекдотической попытке отлучить его от церкви – однако, постановление Пленума ВС РФ от 20.12.1994г. предлагает распространять правила, регулирующие компенсацию морального вреда, на случаи опорачивания деловой репутации юридического лица. Возможно, это временная мера в ожидании создания для юридического лица параллельного института, однако мне кажется, что убытки, понесенные юридическим лицом при опорачивании его деловой репутации, носят имущественный характер и должны возмещаться в этом качестве, но ни при каких обстоятельствах не могут быть причислены к нравственным страданиям.

Примечательно, что п.3 ст.152 рассматривает ситуацию, когда опубликованные сведения соответствуют действительности, однако, будучи преданы гласности, ущемляют права и охраняемые законом интересы гражданина (например, разглашение информации о болезни или позорящих данное лицо фактах его биографии). К этой проблеме вплотную подошли русские правоведы XIX в., однако только теперь она получила законодательное разрешение. Согласно установлениям ГК, гражданин имеет в этом случае право на опубликование его ответа в тех же средствах массовой информации. Мне такое решение представляется наиболее справедливым из возможных, ибо невозможно запретить критикам говорить правду, но, в случае непредвиденных осложнений, субъект публикации должен получить возможность оправдаться.

Компенсация морального вреда в отношениях чести имеет еще одну особенность – во-первых, по общему правилу, он компенсируется вне зависимости от понесенного в результате нарушения репутации имущественного ущерба (в отличие от современной английской системы, предполагающей такую компенсацию только в контексте материальных потерь), во-вторых, для этого случая разрешен общий дискуссионный вопрос о необходимости наличия в действиях ответчика вины. Согласно ч.4 ст.1100 ГК вред, причиненный распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию, компенсируется вне зависимости от вины причинителя вреда. Изменился подход к форме возмещения – ст.131 “Основ законодательства” 1991г. допускала как денежную компенсацию, так и приобретение для потерпевшего некоторого имущества. Теперь же, согласно ст.151, такая компенсация производится только в денежной форме, хотя иной вариант и допускается по соглашению сторон – если при этом интересы потерпевшего не будут нарушены. По общему правилу, суд, определяя размеры возмещения, исходит из “фактических обстоятельств, при которых был причинен моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего” (ч.2 п.2 ст.1101 ГК), учитывая также “иные, заслуживающие внимания обстоятельства” – применительно к отношениям чести, последние конкретизирует постановление Пленума ВС от 18.08.1992 г., предлагая судам среди прочего учитывать характер и содержание публикации и степень распространения недостоверных сведений.

Новеллой является также урегулирование в п.6 ст.152 проблемы, связанной с невозможностью установить автора и распространителя порочащих сведений – в этом случае суд, не имея возможности возложить на кого-либо обязанность опровержения, ограничивается признанием информации не соответствующей действительности. В данном случае речь идет не о публикации в прессе, за достоверность которой несет ответственность орган массовой информации, допустивший эту публикацию, но об известном парадоксе сплетни, варианте infamia facti в нашей правовой системе, от которого доброе имя и деловая репутация лица зачастую страдают значительнее, нежели вследствие скандальных сообщений.

Особо следует отметить, что на требования о защите чести, достоинства и деловой репутации согласно установлениям ст.150 и 208 ГК, не распространяется исковая давность.

Учитывая, насколько в современных условиях возросло количество исков о защите чести, достоинства и деловой репутации, в которых ответчиком выступают СМИ (если в 1992 г. такие иски составляли шестую часть от общего числа, то теперь немногим менее одной трети рассматриваемых споров так или иначе связаны с публикацией порочащей информации), небезынтересным представляется отдельно рассмотреть несколько нашумевших исков такого рода, представляющих интересные с точки зрения доктрины ситуации.

Серьезный пересмотр доктрины, имевший место с принятием нового ГК не мог не породить ряда вопросов по применению норм о защите чести, достоинства и деловой репутации, поэтому в ряде случаев, судьи принуждены в большей степени руководствоваться собственным правосознанием, нежели нормами Кодекса по той причине, что новелле необходимо время, чтобы приспособиться к особенностям гражданского оборота, и поначалу она в течение определенного времени остается “мертвым” – еще не рожденным – правом. Так, адвокат, умело воспользовавшийся этим обстоятельством, выиграл спор между эстрадным певцом С.Пенкиным и агентством “Постфактум” о защите чести и достоинства певца, который был оскорблен распространенной агентством информацией о том, что он, С.Пенкин, в связи с предстоящими гастролями его в Новосибирске, был принят в почетные члены Новосибирского общества гомосексуалистов. Фактически, для разрешения дела в пользу истца проще было доказать ложность информации, чем ее порочащий характер, так как истец определенной манерой поведения и рядом заявлений при взаимодействии с прессой создал себе соответствующий имидж и репутацию – понятно, что в контексте ситуации бессмысленно было бы подавать иск о нарушении права на тайну личной жизни. Последний фактор явился определяющим, и при рассмотрении спора в районном суде было вынесено решение о том, что оспариваемая информация не затрагивает чести и достоинства певца в силу того, что не имело места волеизъявления С.Пенкина на вступление в указанный клуб. Видно, что подобная мотивация противоречит общему принципу доктрины, из которого вытекают презумпция невиновности и добропорядочности – человек не может считаться относящимся к некоей категории, отличающей своих представителей по какому-либо основанию от прочих членов социума, до тех пор, пока не существует судебно установленного решения об отнесении его к этой категории. При новом рассмотрении спор был решен в пользу истца (хотя, должно быть, не последнюю роль сыграло сообщение в прессе о том, что “московское общество гомосексуалистов так зауважало прогрессивного судью, что выбрало его своим почетным членом”). Судья оказался беззащитен перед публикацией, поскольку, согласно вынесенному им самим решению, информация о принятии в почетные члены такого общества не является оскорбительной.

Интерес представляет иск нескольких депутатов Государственной Думы к газете “Известия” в связи со статьей “В Грецию за шубами”, повествующей о визите делегации Госдумы в Грецию. Газету возмутил тот факт, что “семь депутатов Госдумы вывезли с собой в Грецию чиновный обоз из 35 человек”. По мнению депутатов, изложенная информация оскорбляет их деловую репутацию. Суд решил дело в пользу газеты на том основании, что в статье не подвергалась сомнению целесообразность парламентских контактов двух стран, а посему не наносилось ущерба профессиональному авторитету истцов. Подобное решение суда несомненно свидетельствует о том, что функциональные аспекты деловой репутации сегодня понимаются очень четко, и это, безусловно, является прогрессом по сравнению с периодом социалистической законности, когда суд зачастую действовал чисто механически, относя к оскорблению деловой репутации любые проявления критики в адрес профессии.

Следует отметить, что многие представители властных структур после печального опыта господина Грачева предпочитают сочетать гражданский иск с уголовным производством. Как известно, уголовное дело об оскорблении чести и достоинства генерала (ст. 131 УК 1964г.) журналистом Поэгли было выиграно, однако последствия этой победы оказались прямо противоположны ожидаемым, в то время как если бы оскорбленный генерал предъявил гражданский иск об оскорблении чести и достоинства содержащимся в статье эпитетом “вор” (известно, что генерал не был привлечен к уголовной ответственности по ст.158 УК на основании приговора суда) к редакции “Московского комсомольца” и потребовал бы компенсации морального ущерба, доказать который не составило бы труда, значительные материальные потери, возможно, вынудили бы редакцию к более тщательной проверке публикуемых сведений.

Должно быть, В.Илюхин и Г.Селезнев руководствовались схожими соображениями, подавая гражданский иск к журналу “Итоги” по поводу информации о том, что Главным управлением охраны и службами ФСБ при обысках в сейфах истцов были обнаружены значительные денежные суммы в иностранной валюте. Моральный вред, нанесенный его чести и достоинству, спикер оценил в сумму, равную той, что, согласно статье, была найдена в его сейфе. Насколько мне известно, окончательное решение по иску еще не принято.

Современная концепция отношений чести, достоинства и деловой репутации достаточно полно регулирует всевозможные нарушения в этой области, хотя при изучении практики возникают некоторые вопросы. В частности, нет отлаженного механизма опровержения распространяемых о лице сведений, которые, не соответствуют действительности, не будучи в то же время порочащими – т.е. ложной информации о качествах некоторого лица, не затрагивающей непосредственно его чести. Между тем, использование подобных сведений может нанести -как имущественный ущерб, так и значительные моральные неудобства – как тем, кого они непосредственно касаются, так и лицам, пожелавшим воспользоваться полученной информацией. В американском праве такие требования рассматриваются как иски всеобъемлющей категории – из деликта о вмешательстве в частные дела истца, и в этих случаях моральный вред непременно компенсируется.

Ирина БРОДСКАЯ